Она хотела Рафа. Хотела свободу. Сейчас она получила и то и другое. Но какой ценой? Ценой жизни человека, которого стала уважать и любить. Ценой дружеских привязанностей. Своего места в мире.
– Не тревожься, мама, – сказал Паоло, вырываясь из ее рук. – Папа скоро вернется.
– Надеюсь, – пробормотала она. – Я так надеюсь!
Ее размышления прервало возвращение Рафа. Он прогромыхал по лестнице. Рявкнул имя Фоски. Громко отдал команды охране, пофлиртовал с горничной. Фоска взяла себя в руки. Когда во дворце главенствовал Лоредан, здесь всегда стояла тишина, как в церкви. Сейчас дворец больше напоминал казарму.
– Фоска, куда вы, черт побери, пропали? Она глубоко вздохнула и направилась к двери.
– Черт возьми, где же вы, женщина!
– Мы здесь, – сказала она, когда наконец увидела Рафа. – У нас урок музыки.
Раф сбросил с себя оружие и звучно поцеловал ее.
– Что за день! Великий! – воскликнул он восторженно, кружа ее в объятиях. – Вы знаете, моя любовь, что произошло сегодня? Мы сожгли ворота гетто. Теперь, Фоска, евреи – свободные люди. Сбылась моя мечта. Они приветствовали меня, благодарили, плакали!
Он опустил ее на пол и посмотрел на Паоло, с любопытством наблюдавшего за ними. Раф подошел к мальчику, подбросил его повыше и посадил себе на плечи. Паоло выглядел смущенным и испытывал неудобство.
– Вам нужно было быть там. Обоим! – счастливо сказал Раф. – Это событие, которое никто из присутствовавших никогда не забудет. Никогда! Лучше костра на площади. Блестяще! Удивительно!
– Прошу вас, опустите меня на пол, синьор, – вежливо попросил Паоло.
– Что? Хорошо. – Он спустил мальчика с плеч и взъерошил его шевелюру. Паоло немного нахмурился и пригладил волосы.
– Послушай, Фоска, мы должны это отпраздновать. Хорошо? Я хочу, чтобы вы оба сегодня вечером пообедали вместе со мной в большой гостиной в парадной части дома. Я уже заказал обед. Мы отпразднуем только втроем.
– Я боюсь, – спокойно заметила Фоска, – что для Паоло это будет слишком поздно.
– Ну только один раз, Фоска, пожалуйста, – умолял он. – Паоло выдержит, правда, Паоло? Мы не задержим его слишком поздно. – Он улыбнулся мальчику. – Что скажешь, Паоло? Хочешь пообедать со своей мамой и со мной?
– Если она одобрит, – сказал осторожно Паоло, поглядев на Фоску.
– Конечно, одобрит. Правда, Фоска? Вы же знаете, что рано или поздно согласитесь.
– Очень хорошо, – сказала она, слегка пожав плечами. – Если хотите.
– Да, хочу. Значит, все улажено. Будьте сегодня особенно красивы… Я хочу, чтобы это было нечто необычное. Мой портной сегодня принес мне новую парадную форму.
– Уже стали привыкать к атрибутам власти? – заметила Фоска.
Лицо Рафа омрачилось.
– Нет. Конечно, нет. Но, появляясь в общественных местах, я же должен что-то надевать. Почему же не попробовать пустить пыль в глаза, не попытаться произвести впечатление на людей?
– Вы бы произвели на них большее впечатление, если бы одевались как все. Ведь в этом суть демократии? Ну а теперь, Паоло, пойдем. Думаю, тебе нужно немного подремать, коль скоро ты собираешься сегодня лечь попозже. – Она протянула ему руку, и он послушно вложил в нее свою маленькую ладонь. – Прошу извинить нас, капитан, – сказала она, вежливо кивнув Рафу. – Увидимся за обедом. Раз вы настаиваете, – добавила она.
Раф отошел в сторону, чтобы пропустить их. На его лице застыл гнев. «Черт побери, – подумал он, – почему она так ведет себя?» Он пошел в библиотеку Лоредана и просмотрел несколько планов строительства новой морской дамбы у острова Лидо. Сосредоточиться, однако, Раф так и не смог. Радость, в которой он купался, вернувшись домой, улетучилась. Фоска испортила ему удовольствие от события сегодняшнего дня. Он встал. «Нельзя допустить, – решил он, – чтобы так продолжалось и дальше. Надо поговорить с ней».
Фоска стояла у открытых окон, выходящих во внутренний двор. С ней была Эмилия, которая составляла букет цветов в вазе, стоявшей на маленьком столе у кровати. Раф вошел без стука. Эмилия, увидев его, вышла из комнаты, не кивнув и не сделав реверанса. Она питала отвращение к Рафу, но не могла покинуть хозяйку.
– Нам нужно поговорить, Фоска, – строгим тоном сказал Раф. – Сколько это будет продолжаться? Как долго вы собираетесь изображать из себя жертву? Чем дольше я нахожусь здесь, тем холодней вы становитесь! Почему? Вы меня любите, говорили это сотню тысяч раз. И я знаю, что это правда. Почему вы мешаете нашему счастью? Сейчас у нас есть все, чего мы хотели. Я устал вас задабривать, упрашивать, запугивать. Вы отстраняетесь от меня, настраиваете против меня мальчика. Разве это не правда? Что вы говорите ему обо мне?
Раф схватил ее за плечи и резко повернул лицом к себе. И вновь у него появилось чувство, что Фоска была не с ним.
– Вы забиваете ему голову ложью. Так? Вот почему я ему не нравлюсь. Говорите ему, что я простолюдин, головорез. Ведь так?
– Нет. – На ее лице не отражались никакие чувства. – Я с ним вообще не говорю о вас. Если он немножко вас стесняется, то только потому, что страшится. Вы такой большой, такой шумный. Посторонний человек. И он не знает, что думать… о нас.
– Тогда скажите ему правду. Скажите, что я ему не посторонний, а его отец. Я люблю его. Я хочу быть ему другом. Скажите ему, Фоска, или я сам скажу. Сегодня вечером.
На этот раз она с ним не ссорилась.
– Это не имеет значения, – сказала она, пожав плечами. – Через три дня… нет, теперь уже через два… Лоредан будет мертв. Я не смогу солгать Паоло…
– Да, не сможете, – твердо сказал Раф. – Послушайте, Фоска. Нельзя, чтобы эта казнь пролегла между нами. Я не позволю.
– Я виновата, на мне смерть Лоредана. Если бы я не пошла на свидание с вами…
– Неправда, Фоска. – Он встряхнул ее. Он пытался контролировать свой гнев и говорил медленно и внятно, будто разговаривал с ребенком. – Нам было предназначено жить вместе, Фоска. Лоредан встал однажды между нами – или пытался встать, и мы этого не допустили. Вы его не любите. Не можете любить. Вспомните, как он обращался с вами и как поступил с вашим отцом.
– Любовь бывает разной, – мягко заметила она. – Полюбить можно по незнанию или невинности. Так любят дети. Или из чувства долга. Полюбить даже своего поработителя. По какой, например, причине евреи отдали золото на спасение города, который обращался с ними, по вашим же словам, так дурно? Даже собаки остаются верны хозяевам, которые жестоко обращаются с ними. Я начала испытывать к Лоредану любовь. Но какое это имеет значение? Я изменила ему с вами. Я убиваю его.