Масоны. Том 2 [Большая энциклопедия]

Наибольшим уважением у масонов пользовалась мистическая поэма Хераскова «Владимир». В первоначальном виде она была закончена в 1785 г., но потом тщательно исправлялась и дополнялась автором, и в третьем издании (1809) состояла уже из восемнадцати песен. «Ежели кто будет иметь охоту прочесть моего “Владимира”, — писал Херасков в предисловии к третьему изданию, — тому советую, наипаче юношеству, читать оную не как обыкновенное эпическое творение, где по большей части битвы, рыцарские подвиги и чудесности воспеваются; но читать как странствование внимательного человека путем истины, на котором сретается он с мирскими соблазнами, подвергается многим искушениям, впадает во мраки сомнения, борется с врожденными страстями своими, наконец, преодолевает сам себя, находит стезю правды и, достигнув просвещения, возрождается. Не учительским скучным голосом преподаю наставления, как достигать света истины; не с важностью проповедника, мне неприличною, возвещаю, как возродиться человек может; но в духе, свойственном песнопевцу, робкому песнопевцу, единственно о христианском просвещении Владимира поведаю, России просветителя и нареченного равноапостольным. Повесть важна, велика и восторгов достойна.»

Хотя автор и заявляет, что не хотел давать наставлений и читать проповеди, вся поэма проникнута характерной для масонства идеей необходимости нравственного возрождения. Противопоставляя «внутреннюю» церковь — церкви «внешней», масоны, как известно, большей частью к духовенству относились отрицательно. Они считали, что подавляющее большинство русского духовенства свое христианство выражает только в обрядах. Максим Невзоров писал: «Духовные сделались совершенными торгашами, стараются только умножить свои доходы.» Параллели таким мнениям щедро рассыпаны в поэме Хераскова:

Когда бы истинный людьми был познан Бог,
Роскошствовать бы жрец, ни сеять зла не мог:
Но там утратится благоустройства мера,
Где царствует обряд.

Многое в Ветхом Завете толкуется в поэме в переносном смысле. Греческий мудрец рассказал князю о том, как был создан человек и как он пал.

Преподал он царю преданий смысл буквальный.
Потом открыл и свет и дух во буквах дальний.
Святые письмена, он рек, есть тайный храм.
Яснее самых звезд премудрость скрыта там.
Во всю вселенную как крылья простирая,
Премудрость Божия преходит в край из края.
Тебе поведал я Адамово паденье,
Поведал грех его, поведал искушенье;
Но ведай, князь, и верь, что древо и Адам
 Не есть никто другой, но все сие ты сам.
Тебе о том плоде, о князь, я возвестил,
Которым праотца лукавый змей прельстил.
Коварство, гордость, лесть, надменности ума,
Пороки скотские, болезнь и смерть сама,
Все крылось яко змий во плоде, только в малом;
И всякое добро своим убило жалом,
Единой не могло в плоде отравы быть,
Могущей из сердец надежду истребить.
От кающихся Бог не вовсе отвратился,
Он, весь надеждой став, в сердцах у них светился…

Затем мудрец рассказывает про два пути в жизни, по которым идут все люди. Один из них «цветущий», «ровный».

Там слава громкая с трубами смертных ждет,
Там гордость на полях кровавы лавры жнет,
Там злато, там пиры, там прелести плотские;
Но в вечный мрак ведут веселости такие.
Взгляни, о государь! на тесный путь Христов:
Он скользок; нет на нем ни злата, ни чинов,
Но в недра сам Господь идущего приемлет.
Есть стадо малое у пастыря сего,
Которое творца и чувствует и внемлет;
Но весь отставший мир под сенью смерти дремлет.

Масонские символы

Читатель-масон легко мог под «стадом малым» подразумевать масонское братство. Герой поэмы — князь Владимир, как масон, проходит целый ряд ступеней богопознания. Узрел князь чудесный край:

Там лев покояся с невинным агнцем спит,
Колючка терн, созрев, не жалит, не вредит;
Там ястреб горлицу не гонит, не терзает;
Борей покоится, зефир струи лобзает.

Но князь, втайне руководимый праведным Законестом и добродетельным старцем Идолемом, не остался в этой роскошной долине. Владимир проходит эти «места прелестны».

Преходит, следуя светильнику возженну,
И видит меж цветов тропинку проложену;
На все внимательный и тихий мечет взор;
То Законестов был отверстый первый двор,
Где в полной красоте казалася природа,
Толико скрытая от мудрых и народа.
Владимир малыя в преграде зрит врата,
Непроходима есть сквозь оны теснота,
Златыми буквами на них изображено:
Чье сердце чистою любовью возжено,
Кто в Боге хочет жить, в сии врата гряди;
Но грязный человек страшись и не входи.