Нам аплодировали и даже кричали «ура».
Прораб взял длинный список и стал выкликать награжденных. Первым к столу подошел плотный якут. Только тут я узнал, что его зовут Василием Григорьевичем. Мне стало стыдно. Василий Григорьевич встретил меня, как сына. Он подарил мне гвоздь, а когда я ушел из поселка, отправился искать вместе с ребятами. Как-то я встретил плотника в поселке и даже не поздоровался с ним. Сделать так мог только самый настоящий эгоист.
Прораб Афанасьев разорвал сверток и вынул оттуда прекрасный суконный пиджак. Повертел, чтобы все смогли видеть премию, и подал плотнику.
— Спасибо, Василий Григорьевич, за ваш труд, — сказал Афанасьев и пожал плотнику руку.
Василий Григорьевич натянул обновку поверх своего пиджака и пошел на место веселый и довольный.
— Ур-ра! — крикнул я. — Ур-ра!
Этим я хоть немного искупил свою вину перед хорошим человеком.
Премий было много. Одним доставались часы, другим — отрезы на костюмы, третьим — гармошки, четвертые получали самопишущие ручки и тут же пробовали острие пера на ногте большого пальца.
— Нам тоже дадут премии, — шепнул мне Ленька Курин. — Вот посмотришь!
Ленька не соврал. Прошло еще несколько минут и к столу вызвали Иру-большую. Иру премировали капроновой косынкой с розовыми и синими цветами. Ира-большая вытянула руки по швам и хотела произнести небольшую речь с выводами и моралью. Но прораб Афанасьев не понял движения Ириной души. Он выкликнул следующую фамилию и взял в руки новый сверток. Ира постояла еще немножко, как артист без роли, и пошла на свое место.
Прораб называл все новые и новые фамилии. Меня в списке, очевидно, не было. Кто я такой, чтобы мне выдавать ценные премии, пожимать руку и кричать «ура».
Я страшно расстроился и даже не заметил, как встал и пошел к столу Ленька Курин. Ленька отхватил прекрасную гитару с красной лентой на грифе. Я почти с ненавистью смотрел на Леньку и на его гитару. У Леньки от рождения не было никаких музыкальных данных. Только зря вещь пропадает.
Ленька сел рядом со мной, положил гитару на колено и бренькнул по струнам всей пятерней. Вокруг засмеялись.
Прораб вызывал награжденных вперемежку — то взрослых строителей, то учеников нашего класса и седьмого-б. Я уже потерял всякую надежду. Мне было обидно. Я работал вместе со всеми и даже штукатурил с люльки третий этаж. Сам Ваня говорил, что я молодец и, возможно, получу сразу второй разряд. Неужели они забыли всё это!
Еще немного, и я не сдержу себя и заплачу прямо при всех. Я уже хотел закрыть глаза рукой, чтобы строители не видели моего позора. И вдруг — радость без меры, счастье без конца. Прораб выкликнул мою фамилию.
Наступая на чьи-то ноги, выбрался я из-за скамеек и пошел к столу. Никогда в жизни не ожидал я такой премии! Прораб развернул сверток и подал мне самые настоящие рабочие сапоги. У них была твердая с рубчиками подошва, широкие кирзовые голенища и длинные полотняные ушки.
Я даже забыл поблагодарить Афанасьева. Прижал сапоги к груди и помчался на свое место.
Счастливее меня не было сейчас ни одного человека на свете. Я сбросил с ноги «свинью» с железным кольцом, надел правый, а потом левый сапог. Сапоги были чуточку велики. Но это ничего не значило. Если надеть шерстяной чулок, а сверху намотать толстую портянку, будет в самый раз.
Я уже не слушал, что говорил прораб и кого выкликал к столу. Я любовался своими сапогами. Такие сапоги не купишь в магазине. Такие сапоги можно получить только на стройке!
Собрание закончилось. Я шел домой в новых сапогах. Они приятно и мелодично поскрипывали, оставляли на земле четкие строгие узоры.
Возле палаток меня догнала Ира-маленькая. Она смущенно посмотрела на меня и сказала:
— Коля, я тебя тоже поздравляю, ты в этих сапогах очень хорошенький!
Только Леньки Курина не было видно на горизонте. А между тем, именно сейчас мне не хватало общества этого человека. Я хотел прочитать ему письмо отца и еще раз показать свои сапоги. Если говорить объективно, мне выдали самую лучшую и самую ценную премию.
Волоча по земле ноги, чтобы не выйти из новых сапог, я отправился в тайгу. Вскоре я увидел своего приятеля. Ленька сидел на стволе поваленного бурей дерева и пощипывал струны гитары.
Я показал Леньке свои сапоги и прочел письмо отца. После того, как мы подробно обсудили письмо и попутно ругнули похитителя пиропов Манича, я задал Леньке вопрос на вольную тему.