Пожалуй, мы будем защищать своего ИО. Пускай только прекратит пятиминутки по пятнадцать минут и не запирает больше на два ключа наши тетрадки.
Сочинения нам возвратили.
А потом Леньку и вообще весь наш трудный класс прорабатывали на пионерском сборе. Все выступали и давали слово. У меня ошибок и недостатков не было, но я тоже встал и дал слово.
Если перевоспитываться всем, значит всем.
Больше всего напирали на Леньку Курина. Леньку даже заставили нарисовать в стенгазету карикатуру на самого себя. Ленька выполнил поручение без звука, но карикатура получилась непохожая и несмешная. Видимо, критиковать самого себя без вдохновения нельзя.
Пал Палыч все еще лежал в больнице. Оказалось, у него болело вовсе и не сердце, а нога. В ноге у Пал Палыча еще с войны сидел осколок и ему сделали операцию. Мы с Ленькой ходили к Пал Палычу и подробно рассказывали ему про себя и про наш класс. Пал Палыч нас не ругал. Он очень внимательно выслушал нас и сказал:
— Вы люди умные, масштабные и сами сделаете выводы.
Мы ушли от Пал Палыча очень довольные. Он всегда умел отличать самостоятельных людей от свистунов и шалопаев.
Зинаида Борисовна по-прежнему руководила нами. Мы узнали, что она тоже была ИО, то есть исполняющая обязанности. Когда Пал Палыча выпишут из больницы, он снова будет нашим классным руководителем. Мы научились ладить с ИО и больше ее не злили. Зинаида Борисовна уже называла нас не детьми, а ребятами. Это был прогресс.
Скоро директор школы Григорий Антонович вернулся из Якутска. Все экзамены он сдал хорошо, а русский вытянул только на тройку. Это потому, что Григорий Антонович все время думал про школу. С таким трудным классом, как наш, можно было вполне схватить двойку, а то и кол. Так говорили в школе все.
Учебный год подходил к концу и наш директор разрывался на части. Григорий Антонович не знал, куда пристроить ребят на практику.
На весь ПГТ было только одно предприятие — промкомбинат. Называли его «пром» только для вида. Промышленностью там даже и не пахло. На промкомбинате делали березовые туески, вешалки из оленьих рогов, резали из кости человечков на собачьих упряжках.
Не знаю, как остальные классы, а наш класс в промкомбинат принимать не хотели. Туда брали только с художественным вкусом. В нашем классе вкус был только у Леньки Курина, да и то с каким-то сатирическим оттенком.
Директор школы по целым дням звонил кому-то по телефону, доказывал, убеждал, разъяснял.
Все ребята очень нервничали и переживали. Слухи по школе ходили один лучше другого. За какую-нибудь неделю мы были и дворниками, и заготовителями грибов, и ловцами бродячих собак.
А еще говорили, будто директор школы и наш Пал Палыч хотят отправить нас в тайгу на строительство какого-то нового рабочего поселка. У этой идеи сразу нашлись защитники и противники. Отец Манича, например, заявил, что он ни за что не отпустит своего сына из ПГТ.
— Тоже умники! — говорил он. — Пускай сами едут и сами воспитываются.
Отец Леньки и мой были «за». Ленькин отец заходил к нам по какому-то делу и прямо при всех сказал:
— Пускай едут! Может, там из этих дураков людей сделают!
Моя мама промолчала. По-видимому, она имела свое мнение, но не хотела вмешиваться в разговор и подрывать при мне авторитет мужчин.
В ПГТ считали, что с отъездом в тайгу уже все на мази и тут вдруг из Якутска пришла в школу бумага. Директору школы запретили проводить нашу практику в тайге и предложили «изыскать резервы на месте».
Все пошло снова, как в сказке про белого бычка.
Как-то после обеда ко мне примчался Ленька Курин и сказал:
— Колька, кричи «ура»!
Ленька поднес к своей голове средний и указательный пальцы и пощелкал в воздухе, будто ножницами.
— Чики-чики-чик. Теперь дошло?
В голове у меня мелькнула страшная мысль, но я сразу же отбросил ее.
— Ничего не понимаю!
— Эх, ты! — сказал Ленька. — Мы будем парикмахерами. Уже все решено.
В моей душе что-то оборвалось и покатилось вниз.
— И ты радуешься!
— А что! — беспечно сказал Ленька. — Я буду дамским парикмахером. Так завью твою Ирку-маленькую, что закачаешься!
Я едва сдержал себя.
— Во-первых, Ира-маленькая не моя, — сказал я. — А во-вторых, я с парикмахерами дела не имею! Понятно?
Что было дальше, мне трудно и больно рассказывать. Мы с Ленькой наперебой называли друг друга ослами, свиньями, бегемотами, верблюдами и в конце концов разошлись заклятыми врагами.