— Но ведь рано или поздно Петирон поймет, как много мальчик знает. Это не вызовет у него подозрений?
Уошелл широко развел руками.
— А что тут такого? Ребенок набрался от родителей— разве это удивительно? В конце концов, он ведь живет рядом с двумя талантливыми музыкантами.
— Да будет вам, Уошелл. Петирон слишком умен, чтобы удовольствоваться такой сказочкой…
— Какая еще сказочка? Ребенка постоянно окружают музыка и самые разнообразные инструменты. Ты, несомненно, вовремя напомнишь Петирону, что мальчик постоянно что-то напевал… причем правильно повторял мелодию. Потом ты дала Роби дудочку и маленький барабан, потому что ему хотелось игрушку. Бослер скажет, что как-то после обеда он забрал малыша к себе, пока вы были на репетиции, и просто так, забавы ради, показал ему несколько аккордов на гитаре… А поверить тому, что наш мастер-архивариус только обрадовался, когда мальчик заинтересовался буквами и нотами, и вовсе нетрудно. И все мы будем искренне изумляться — а Петирон получит как раз того ученика, который ему нужен. Ты же знаешь, с учениками, которые схватывают все на лету, он всегда обращался гораздо лучше. Они ведь не испытывают его терпение, как малыши или те, до кого наука доходит с трудом.
Уошелл успокаивающе похлопал Мерелан по руке. Готовящийся заговор явно доставлял ему немалое удовольствие. Затем он внезапно схватился за ноты.
— Ну-ка, Мерелан, отстучи этот отрывок еще раз, а я спою партию баса. Попробуй вот тут…
Дверь отворилась, и в комнату вошли Петирон и Робинтон.
— Мне начинает казаться, Петирон, что отдельные пассажи ты тут ввел специально для того, чтобы помучить меня, — сказала Мерелан. — Ну что, золотце, ты отнес кувшин и тарелку Лорре? Все в порядке?
— Отнеш, мама.
— Ну, тогда иди поиграй, Роби, — сказал Петирон и слегка подтолкнул мальчика к дверям другой комнаты. — С чего бы это вдруг у тебя возникли какие-то трудности с темпом, Мер?
— Да с того, Петирон, что у тебя совершенно невыносимый почерк, — насмешливо пророкотал Уошелл. — Тут же ничего не разберешь! Вот глянь хотя бы сюда! — Он укоризненно ткнул пальцем в отрывок, послуживший предметом разбирательства. — Эта точка еле-еле видна! Неудивительно, что Мерелан трудно было это отстучать, если после половинной ноты не стоит точки. На моей копии она видна отчетливо, а тут?
Петирон присмотрелся к нотам.
— Ну да, тут она побледнее, но ведь читается же! Мерелан, спой-ка этот отрывок.
И он принялся отбивать ритм.
После того как Мерелан безукоризненно исполнила свою партию, Уошелл не удержался и спел вместе с ней.
— Спасибо вам большое, Уош, — сказала Мерелан. — Вы мне очень помогли. И спасибо за пирожки и кла.
— Всегда рад услужить, мастер голоса.
Уошелл поклонился, добродушно улыбнулся супругам и удалился.
— И в самом деле, Мерелан, — спросил Петирон, вновь приглядываясь к отрывку, послужившему камнем преткновения, — у тебя что, снова начались мигрени?
— Нет, милый. Просто точка нечеткая, а я никак не ожидала встретить здесь фермату. Как прошла репетиция? Насколько можно было расслышать отсюда, звучало вроде бы неплохо.
Петирон рухнул в мягкое кресло и, водрузив ноги на табурет, испустил тяжелый вздох.
— Те же проблемы, что и всегда. Они, похоже, считают, что для подготовки достаточно быстренько просмотреть партитуру, причем в тот момент, когда я уже поднимаюсь по лестнице. Но к концу занятия они уже начинают схватывать динамику. Это хорошо, что Уошелл порепетировал с тобой.
— Да, он такой милый.
— Уошелл — милый? — Петирон с удивлением посмотрел на супругу. — Знаешь, как его называют ученики?..
— Знаю, но тебе-то совершенно незачем повторять всякие грубые клички, — строго сказала Мерелан.
Петирон насупился.
— Может, вина? — предложила Мерелан, переходя в кабинет. — А то у тебя что-то усталый вид.
— Я и вправду устал. Спасибо, любимая.
Мерелан наполнила два бокала. Пожалуй, ей тоже не помешает выпить.
— Я составлю тебе компанию.
Вручив Петирону полный бокал, Мерелан присела на ручку кресла и положила голову на плечо мужу. Ведь на самом деле, несмотря на все недостатки Петирона, Мерелан любила его всем сердцем, и не в последнюю очередь — за его преданность музыке и талант композитора. А до рождения Роби их жизнь и вовсе была настоящей идиллией!
Вот чего не предусмотрели ни Уошелл, ни мать Роби, так это того, с каким рвением малыш примется за учебу. Они никак не ожидали, что всего за несколько месяцев занятий с мастером Уошеллом Робинтон освоит игру на нескольких инструментах. Все, что касалось музыки, мальчик впитывал как губка. А вскоре мастер Оголли обучил его нотной грамоте, и маленький Роби принялся записывать свои первые простенькие мелодии.
Мерелан пришлось приложить невероятные усилия, чтобы уговорить мальчика сдерживать свое рвение, пока он находится дома. А Роби к тому же все норовил показать плоды своих трудов отцу, поскольку надеялся на похвалу.
— Но папа любит пешни. Он шам их пишет, — печально жаловался Роби. Несмотря на успехи в музыке и расширившийся словарный запас, мальчик все еще шепелявил.
— Конечно, милый, но все не так просто, — уговаривала Мерелан сына, хотя ее воротило с души от собственного лицемерия. — Он же слышит музыку целый день и занимается со всякими глупыми учениками…
— Ма, а я глупый?
— Нет, радость моя, ты совсем не глупый, но папа хочет отдохнуть, когда приходит домой…
— А я думал… — грустно сказал Роби.
— Окончание Оборота — очень важный праздник. Ты ведь знаешь, как много папа трудится над новым сочинением…
— Угу, — Роби вздохнул.
— Слышишь, как пахнет сладкими пирожками? — спросила Мерелан, радуясь возможности сменить тему.
Роби послушно принюхался, и опечаленное выражение на его мордашке сменилось широкой улыбкой.
— Ты думаешь… — с надеждой произнес он.
— Я думаю, проще всего сходить к Лорре и узнать, — сказала Мерелан, разворачивая сына к двери. — И не забудь попросить пирожков на нашу с папой долю.
Кьюбиса — наставница, обучавшая самых младших учеников из Форт-холда, а наряду с ними и детей из Дома арфистов и цеха целителей, — позволила Робинтону посещать свои уроки, когда ему не сравнялось и четырех Оборотов.
— Он превосходно подготовлен и просто рвется учиться, Мерелан, — сказала Кьюбиса. — Если б хоть половина моих учеников могла сравниться с Роби по уровню подготовки, я была бы счастлива. Я даю ему дополнительные задания, пока прочие бьются над основами.
Но однажды утром Кьюбиса привела всхлипывающего Робинтона к матери — за помощью и утешением. У мальчика был расквашен нос.
— Роби! — охнула Мерелан, прижимая к себе плачущего сына.
Кьюбиса тем временем намочила тряпочку — вытереть малышу лицо.
— Они его обижали! — всхлипнул Роби.
— Кто кого обижал? — переспросила Мерелан, обращаясь скорее к Кьюбисе, чем к сыну.
— Я так скажу: может, Роби еще маленький, но он не может пройти мимо тех, кому нужна помощь.
— Так кому же она была нужна? — спросила Мерелан, осторожно стирая кровь с лица Робинтона.
— Стражу порога, — пояснила Кьюбиса.
Мерелан удивленно застыла. Она начала понимать, что произошло, и почувствовала гордость за сына. Ученики иногда, забавы ради, совали в логово местного стража порога горящие тряпки или факелы, чтобы послушать, как вопит несчастный зверь: стражи порога были очень чувствительны к свету. А еще они бросали стражу всякую гадость, зная, что он ест все, до чего способен дотянуться. А Роби, видя подобные выходки, всегда бежал и звал кого-нибудь из взрослых.
— Так они снова принялись изводить бедное животное?
Роби всхлипнул и кивнул.
— Я хотел им помешать, но один меня стукнул.
— Это я вижу, — пробормотала Мерелан.
— Этим негодникам пора бы уже соображать, что они делают! — сердито воскликнула Кьюбиса. — Вот я сейчас схожу поговорю с их родителями!
Она погладила мальчика по голове.
— А в следующий раз не связывайся с большими мальчишками. Или попроси папу, чтобы научил тебя драться.