И еще один знак того, что ребусник пришел Оттуда
— его сходство с Вечным Жидом: у того и у другого бороды одной цветовой гаммы — желтоватая у Синицкого, зеленая у Вечного Жида — и такие длинные, что один свешивает ее под стол в корзину для бумаг, другой — в Днепр...
Займемся внучкой. Единственно в ней для нас интересное — имя. Женские имена в романах Ильфа и Петрова, как правило, просты по звучанию и не головоломны по смыслу: Эллочка Щукина (соревнование меж именем и фамилией, как между самой Эллочкой и дочерью Вандербильта) ; Фима Собак (смешно); Елена Станиславовна Боур (с оттенком заграничного шика); Лиза (тургеневское) ; генеральская Варвара; Грицацуеву и вовсе зовут "мадам"... Не будь дедушки, мы и на Зосю не обратили бы внимания.
Спрашиваем у знакомых: почему Зося — Зося? Отвечают: — ясное дело — полька. — Откуда, — спрашиваем,
— известно, что полька?
— Из текста, — отвечают.
Поясняем: в тексте о том, что семейство Синицких польское, и слова нет.
— Как нет? — говорят, — а Зося?..
Стало быть, Зося потому Зося, что полька, и потому полька, что Зося. Хорошенькое дело!..
А меж тем, Зося действительно польское имя, уменьшительное от Зофья, по-русски — Софья, из греческого "София", что означает "мудрость", а в религиозно-философской мифологии Вл.Соловьева София приравнена Вечной женственности, объясняющей Зосину миловидность. В языке Серебряного века "София" такое же бытовое слово, как "Она", "Логос" или там "Бездна".
В сочетании с дедом-антропософом Зося-Зофья-София полномочно представляет черноморское отделение петербургской культуры.
Соприкоснувшись, однако, с родной ей морской стихией, Зося-София вернулась к своим эллинским истокам — вышла замуж за гражданина Перикла Фемиди. Характерно, что знаменитые свои слова — "Мне тридцать три года. Возраст — Иисуса Христа. А что я сделал до сих пор? Учения я не создал...", — Остап произносит в своем последнем разговоре с Зосей, когда она уже Синицкая-Фемиди... Встреча с Вечно женственной премудростью окончилась так же плачевно, как с мудростью в чалме... Оставались только белые штаны, купленные по случаю Вечным Жидом в Палестине, то есть — земля предков, проще говоря, — румынская граница. Но на горизонте зловеще маячит гоголевский Днепр, в который Вечный Жид "свешивает неопрятную зеленую бороду", — и тут к нему подходит потомок Остапа Бульбы.
Пятое доказательство
...В сущности до самой смерти романы шли рядом, и не только в таких крупных переживаниях, как Люцифер, Христос, Достоевский, но и в повседневном романном обиходе. Например, действие обоих романов начинается в аллее — сквера на Патриарших прудах в "Мастере" и Бульвара Молодых Дарований в "Золотом теленке". В обоих романах возникает проблема с пивом, поскольку в "Мастере" его "привезут только к вечеру", а в "Теленке" — "отпускается только членам профсоюза", из-за чего одна парочка — Берлиоз и Бездомный — удовлетворяются желтой абрикосовой, а вторая — Бендер и Балаганов — лиловым квасом. От подпольного миллионера Корейко кандидат химических наук Ветчткевич, задержанный на короткое время в эпилоге "Мастера", отличается только способом приготовления ("химичил" и Корейко в бытность свою завартелью "Реактив", продукция которой по вкусу и цвету напоминала воду, каковой и являлась в действительности). Тема увода или отъема валюты одинаково задевает и миллионера-подпольщика и председателя жилтоварищества Никанора Ивановича Босого. Гражданина Босого, как известно, попутала нечистая сила. А почему Корейко в момент изъятия миллиона вдруг "прошибло погребной сыростью"? Впечатление от "Скупого рыцаря" в исполнении артиста Куролесова или воспоминание о страшной ночи финдиректора "Варьете" Римского, в окно кабинета которого, вместе с вампиршей Геллой, "ворвался запах погреба"?..
И не проливают ли свет на бендеровский сценарий с загадочнейшим названием "Шея" отрезанные и оторванные головы Берлиоза и Бенгальского?
А если вспомнить, что сценарий был принят Черноморской кинофабрикой, и что это за кинофабрика?.. А принудительное пение? В Зрелищной комиссии поют "Славное море, священный Байкал...", а пассажиров литерного поезда ожидает "Вниз по матушке Волге..." ("— Мы не будем петь. — Запоете, голубчики. Это неизбежно. Уж мне известно. — Не будем петь. — Будете"). И разве не удивительно, что в обоих романах появление иностранцев заставляет обсуждать метафизические проблемы?
— "Слушайте, Гейнрих, почему вы так хорошо говорите по-русски?"
"Вы по-русски здорово говорите, — заметил Бездомный"