| лицо. И горе не в том, что они обидные, а в том, что в них заключается правда. | hurled right in his face by Homeless. And the trouble is not that they were insulting, but that there was truth in them. |
| Поэт не глядел уже по сторонам, а, уставившись в грязный трясущийся пол, стал что-то бормотать, ныть, глодая самого себя. | The poet no longer looked around, but, staring into the dirty, shaking floor, began muttering something, whining, gnawing at himself. |
| Да, стихи... Ему - тридцать два года! В самом деле, что же дальше? - И дальше он будет сочинять по нескольку стихотворений в год. - До старости? - Да, до старости. -Что же принесут ему эти стихотворения? Славу? "Какой вздор! Не обманывай-то хоть сам себя. Никогда слава не придет к тому, кто сочиняет дурные стихи. Отчего они дурные? Правду, правду сказал! -безжалостно обращался к самому себе Рюхин, - не верю я ни во что из того, что пишу!.. " | Yes, poetry ... He was thirty-two years old!And, indeed, what then? So then he would goon writing his several poems a year. Into oldage? Yes, into old age. What would thesepoems bring him? Glory? 'What nonsense!Don't deceive yourself, at least. Glory willnever come to someone who writes bad poems.What makes them bad? The truth, he wastelling the truth!' Riukhin addressed himselfmercilessly. 'I don't believe in anything I write!1 |
| Отравленный взрывом неврастении, поэт покачнулся, пол под ним перестал трястись. Рюхин поднял голову и увидел, что он давно уже в Москве и, более того, что над Москвой рассвет, что облако подсвечено золотом, что грузовик его стоит, застрявши в колонне других машин у поворота на бульвар, и что близехонько от него стоит на постаменте металлический человек, чуть наклонив голову, и безразлично смотрит на бульвар. | Poisoned by this burst of neurasthenia, the poet swayed, the floor under him stopped shaking. Riukhin raised his head and saw that he had long been in Moscow, and, what's more, that it was dawn over Moscow, that the cloud was underlit with gold, that his truck had stopped, caught in a column of other vehicles at the turn on to the boulevard, and that very close to him on a pedestal stood a metal man, his head inclined slightly, gazing at the boulevard with indifference. |
| Какие-то странные мысли хлынули в голову заболевшему поэту. "Вот пример настоящей удачливости... - тут Рюхин встал во весь рост на платформе грузовика и руку поднял, нападая зачем-то на никого не трогающего чугунного человека, - | Some strange thoughts flooded the head of the ailing poet. 'There's an example of real luck. . .' Here Riukhin rose to his full height on the flatbed of the truck and raised his arm, for some reason attacking the cast-iron man who was not bothering anyone. |
| какой бы шаг он ни сделал в жизни, что бы ни случилось с ним, все шло ему на пользу, все обращалось к его славе! Но что он сделал? Я не постигаю... Что-нибудь особенное есть в этих словах: "Буря мглою..."? Не понимаю!.. Повезло, повезло! - вдруг ядовито заключил Рюхин и почувствовал, что грузовик под ним шевельнулся, - стрелял, стрелял в него этот белогвардеец и раздробил бедро и обеспечил бессмертие... " | 'Whatever step he made in his life, whatever happened to him, it all turned to his benefit, it all led to his glory! But what did he do? I can't conceive ... Is there anything special in the words: "The snowstorm covers . . ."? I don't understand! .. . Luck, sheer luck!' Riukhin concluded with venom, and felt the truck moving under him. 'He shot him, that white guard shot him, smashed his hip, and assured his immortality... ' |
| Колонна тронулась. Совершенно больной и даже постаревший поэт не более чем через две минуты входил на веранду Грибоедова. Она уже опустела. В углу допивала какая-то компания, и в центре ее суетился знакомый конферансье в тюбетейке и с бокалом "Абрау" в руке. | The column began to move. In no more than two minutes, the completely ill and even aged poet was entering the veranda of Griboedov's. It was now empty. In a corner some company was finishing its drinks, and in the middle the familiar master of ceremonies was bustling about, wearing a skullcap, with a glass of Abrau wine in his hand. |
| Рюхин, обремененный полотенцами, был встречен Арчибальдом Арчибальдовичем очень приветливо и тотчас избавлен от проклятых тряпок. Не будь Рюхин так истерзан в клинике и на грузовике, он, наверно, получил бы удовольствие, рассказывая о том, как все было в лечебнице, и украшая этот рассказ выдуманными подробностями. Но сейчас ему было не до того, да и как ни мало был наблюдателен Рюхин, - теперь, после пытки в грузовике, он впервые остро вгляделся в пирата и понял, что тот хоть и задает вопросы о Бездомном и даже восклицает "Ай-яй-яй!", но, по сути дела, совершенно равнодушен к судьбе Бездомного и ничуть его не жалеет. "И молодец! И правильно!" - с цинической, самоуничтожающей злобой подумал Рюхин и, оборвав рассказ о шизофрении, попросил:
|