– Мне нужно ему позвонить, – сказал я.
– Из конторы позвонишь, – сказал фермер Атаков. – Крайний случай. Небольшая малость.
Когда мы вернулись на ферму, вся наша команда окружила нас.
– А мы отделение собрались штурмовать! – обрадовал нас очкастый ботаник Мальков.
– Штурмовик! – фыркнул Никита. – Штурмовальщик!
– Честно! – загалдели все. – Мы уже и коней запрягли.
И точно – недалеко от конторы лениво щипал травку Голубок, запряженный в здоровенную фуру, полную кольев и дрючков.
– С ума сошли! – заорал Бонифаций. – Это вам не школа!
– Это вам общественное место! – поддержал его Никита.
– Далеко б не уехали, – спокойно сказал фермер. – Небольшая малость… Супони не затянуты, хомуты – вверх ногами, гужи болтаются… Не уехали б.
– Еще как! – возмутился ботаник Мальков и, неуклюже забравшись в фуру, выпрямился во весь свой малый рост, дернул вожжи. – Но, залетные!
«Залетный» шагнул вперед, пошел себе неторопко… Оглобли грохнулись на землю, телега осталась на месте. Мальков опрокинулся на спину, задрав ноги.
– Приехали, – усмехнулся Никита. – Штурмовики…
Мы перегрузили непроданную черешню в холодильники и пошли обедать. Атаков задержался в конторе, а потом присоединился к нам.
– Да, – вспомнил он и полез в карман, – Оболенский, тебе письмо.
– От жены? – сострил Никита.
– От детей, – сострил я.
Письмо было, конечно, от Алешки. Я не стал его читать за обедом, отложил на вечер. А после обеда пошел в контору, звонить папе.
Фермер Атаков помог мне соединиться с Москвой по коду и тактично вышел.
Я все рассказал папе. Не только то, что произошло со мной, а вообще о том, какие здесь порядки на местных рынках.
– И менты, пап, здесь неправильные.
Папа не обиделся, он сам говорил, что слово «мент» звучит по-разному. Мент может быть правильный – честно выполняющий свою работу. И неправильный, который не защищает честных граждан, а помогает жуликам, за деньги.
– Ладно, – сказал папа. – Я разберусь. Привет от мамы.
– И ей тоже. Как там Алешка?
Папа рассмеялся:
– Ты бы лучше спросил: как там Митек?
– Я ему сочувствую. Кстати, Лешка опять письмо прислал.
– Что пишет?
– Я еще не расшифровывал.
– Будет что-нибудь интересное – сообщи. Оставайся на связи. Если ты мне будешь нужен, позвоню сам.
– Пап, звони в контору, у нас мобильники на станции украли.
– А я тебе говорил: не зевать на Тихорецкой! Давай номер конторы. Да, я через пару дней могу в командировку уехать, так что не волнуйся. Я приму кое-какие меры.
Вечером, на сеновале, мы долго не могли угомониться.
Я не скажу, что мы ехали на Кубань, чтобы совершать там трудовые подвиги. Кто-то из ребят ехал просто из интереса, кому-то некуда было деться и не хотелось сидеть в горячей летней Москве, кто-то рассчитывал подзаработать – деньги лишними не бывают, особенно в пятнадцать лет. Я вот поехал только потому, что Бонифаций, формируя наш отряд, походя сказал мне: «Дима, я на тебя надеюсь». И куда тут денешься, когда на тебя надеется человек, которого ты уважаешь.
Да и работали мы в первое время без особой охоты и без умения. Больше в рот собирали ягоды, чем в корзины. И многие уже пожалели, что поехали. Уставали с непривычки, ленились иной раз, но как-то постепенно и незаметно втянулись. К тому же жалко стало эту самую черешню, которая вот-вот начнет осыпаться на землю и гнить без всякой пользы. А потом мы начали осваиваться и стали видеть, как работают другие люди. Особенно наш «хозяин» Атаков. А когда рядом с тобой работают хорошо, неловко работать плохо.
А вот сейчас мы вообще многое увидели другими глазами. Повзрослели, что ли?..
Особенно бушевал ботаник Малек.
– Мы должны нанести им всем отпор. Нас много, и у нас есть Никита. И Бонифаций.
– Ты, Малек, в школе очень умный, а здесь вовсе дурак.
После этих слов Мальков увял и долго помалкивал. Обиделся.
– Слушать сюда! – точно как наш Полковник рявкнул Никита. – Нас почти двадцать два человека, целый взвод. Делимся на два отряда. То есть на два отделения. Одно, во главе с Мальком, ставит рекорды по сбору урожая и торговле, а другое будет охранять работников прилавка.
– Правильно, – забыл про свою обиду Мальков. – Я буду командовать отделением охраны!
– Ты торговать будешь! – отрезал Никита. – Ты худой, мелкий, тебя покупатели жалеть будут. Сдачу не станут брать.
Мальков опять обиделся и замолчал.
Зато Бонифаций, который все слушал за воротами, не смолчал – выступил:
– Я отвечаю за вас перед вашими родителями и перед будущим нашей страны.
– Прикольно, – сказал Никита. – Я вам не завидую.
– Не перебивай старших, ты не в школе. Я запрещаю всю деятельность вашего ополчения до особого распоряжения.
– И сбор черешни тоже? – спросил Никита. С надеждой в голосе.
– А умываться? – спросил Мальков.
– А спать можно? – зачастили остальные. – А обедать?
Бонифаций неожиданно для нас растерялся. Я решил его выручить.
– Парни, – сказал я. – Нам обещали помощь из центра.
– Батя твой? Спецназ пришлет?
– Не смешно! – теперь Бонифаций выручил меня. – Каждый должен заниматься своим делом. Одни будут собирать ягоды, а другие воевать. Это всем ясно? – И Бонифаций обвел нас тем самым своим взглядом, под которым мы молча ежились еще с пятого класса.
Следующим утром мы снова поехали на рынок и допродали оставшуюся черешню. Никто нам не мешал, никто не требовал «делиться» и никакой патруль с яблоками и семечками к нам не приставал.
Глава IV
ПАПА КАРЛО
Лешкино письмо я прочитал перед обедом на ферме. Приводить его здесь целиком не буду, вы все равно его «правильнописание» не разберете, перескажу в основном своими словами.
Вначале Алешка, как обычно, жаловался на Митька. «Мне, Дим, – писал он, – очень без тебя скучно, потому что с этим Митьком мы едим теперь только «хлеп с миодом», потому что яйца уже все съели. Ксюшка, хитрая, «миод» не ест, а поймала стрикагузку. А Митек ее у нее отобрал и поселил в верхней комнате, в своем кабинете. Она там хромает по его столу и какает на его рукописи. Но он на нее не сердится, а вот если бы Ксюшка на них накакала, небось, живо разозлился бы. А уж если я…»
В общем, как я понял, живут они весело. Едят «хлеп с миодом», ловят «стрикагузок» и пачкают рукописи. А потом началось что-то интересное. Алешка познакомился с Папой Карло. «Но он, Дим, Буратин не делает. У него поговорка, Дим, такая: «Вкалываю, как папа Карло». Ни фига, Дим, он не вкалывает. Живет в своем домике напротив милиции и целый день сидит на лавочке, смотрит на улицу и пьет пиво».
Я тоже не в восторге от папы Карло. Когда это он вкалывал? Ходил по дворам со своей шарманкой, чтобы заработать на стаканчик вина и кусочек сыра – это называется «вкалывать»? Ну посидел вечерок в своей каморке и сделал деревянную куклу… Хотя за Буратино ему спасибо. Такое благодарное человечество не забывает…
«А еще, Дим, он так здорово ругается! Сейчас я тебе напишу». Дальше в письме следовали сплошь зачеркнутые строки – наверное, Митек постарался.
А вот самое главное. С этого главного начались Алешкины приключения, а потом к ним присоединились и мои приключения.
Самое странное и удивительное, что из этих двух историй получилась в конце концов одна. Начались они совсем в разных местах и в разное время, а закончились в одно время в одном месте. Но никто еще этого не знал. Алешка воевал на Севере, а я на Юге. И, как оказалось, с одними и теми же врагами…
…Митек писал новую книгу. Он в ней рассказывал о поисковых группах, которые на местах сражений делают раскопки, находят оружие и останки погибших бойцов. Они устанавливают их имена, сообщают родственникам, а потом на месте захоронений возводят памятники в их честь.