– Я уже сообщил властям кое о чем. Сегодняшний триумф театра будет полностью моим!
Он вытянул свои петушиные ножки, раздуваясь от спеси.
Йоши понял, что Охана пьян. Надутая физиономия толстяка погасила последние искорки сострадания к нему в душе мастера боя. Что ж. Хорошо. Охана получит триумф… пожалуй даже больший, чем ему полагается, и по заслугам.
И все же Йоши попытался воззвать к совести управляющего:
– Триумф театра? Охана, подумай! Без меня ты и твоя труппа прозябала бы в тяжких трудах, потешая сборщиков урожая риса. Твоя благодарность не нужна мне, и все же, согласись, – своим процветанием ты обязан моей работе.
– Никогда! Ты бродяга, преступник! Ты делаешь не больше моего!
– Охана, ты валяешь дурака! – Йоши потряс головой. Как слеп и ограничен этот человек!
– Бывает, я валяю дурака, следуя твоим советам, но моя дочь скоро сделает меня богатым! Мой театр уже сделал меня знаменитым! А ты мне надоел. Ты мне больше не нужен. Сегодня ты последний раз выйдешь на сцену! Я нанял другого актера, который заменит тебя. Будь умен. Уйди раньше, чем моя доброта иссякнет, чтобы я не отдал тебя самураям Кисо!
Йоши вздохнул.
– Охана, – сказал он. – Я сочувствую тебе и твоей алчной дочери. Наконец-то я избавлюсь от вас обоих.
На этом беседа закончилась, и Йоши ушел, спрашивая себя, как ему удавалось так долго выносить общество Оханы. Грозные события надвигались, уже ничего нельзя было изменить. Поэтому отставка пришлась как нельзя кстати. Она давала Йоши повод попрощаться с друзьями.
Бутафорские мечи мастер боя оставил Цуре, костюмы – Коэцу, личные вещи – музыканту Ито, а шелковый платок, предназначенный для Аки, подарил Уме. Он пожелал актерам удачи и разделил с ними слезы сожаления. Пока краски вечера переходили от светло-голубых к иссиня-черным тонам, он подготовился к боевым действиям.
Вместо тупого сценического реквизита Йоши взял настоящий меч и целый час полировал лезвие, пока не убедился, что оно отточено наилучшим образом. Было приятно работать с доброй сталью. С внезапной горьковато-сладкой болью он вспомнил о счастливых днях, проведенные в додзё, о том удовольствии, которое получаешь, когда тяжелая работа делается хорошо.
Ближе к ночи пришел посыльный с коробкой для Аки. Она была украшена гербом Кисо. Аки открыла ее перед труппой и, улыбаясь, извлекла из нее рулон дорогой парчи. Затем она пробежала глазами приложенную к подарку записку. Ее лицо словно распалось на множество резких плоскостей и углов. Девушка отвернулась, всхлипывая, кинулась в свою гримерную. Йоши понял. Кисо бросил актрису, подарив ей клочок ткани.
Ночь обложила небосклон тяжелыми тучами, собиралась гроза. Воздух был заряжен электричеством, пахло озоном. Видно, богам судьбы полюбилось посылать испытания Йоши в такие ночи, когда демоны ревут и швыряют молнии через все небо…
Йоши ждал, Его взгляд был прикован к пустым креслам в глубине балкона. Может быть, приближающаяся гроза изменила планы Кисо? Неужели дерзкий сёгун посмеет оскорбить Го-Ширакаву?
Музыканты ударили в барабан. Йоши неохотно покинул свой наблюдательный пункт и присоединился к другим актерам.
Одна половина хора завела вступительную песню:
Другая половина хора отвечала:
Йоши усмехнулся. Подходящая увертюра к надвигающимся событиям!
Голоса хора перекатывались по сцене и, отражаясь от акустических бочек, улетали к тяжелым, набитым льдом и заряженным электричеством тучам. Песня приобрела громкое сверхъестественное звучание. Казалось, древние боги Синто собрались взглянуть на представление – и подпевают актерам.
Хайя-Суса-но-во выскочил на помост, приподняв правую ногу, воздев над головой меч. Он топнул ногой и принял грозную «кибадачи», позу всадника на боевой лошади. Сегодня каждое движение героя имело дополнительный смысл. Публика была потрясена. Волны энергии хлынули в зал со сцены. Неуклюжие одежды, замерзшие лица, руки – все было забыто. Зрители испытали редчайшее наслаждение полного слияния с действом, разворачивавшимся перед ними, – момент почти недостижимый, но всегда желанный.
Йоши увидел – Кисо входит в ложу. Он возвысил голос в торжествующем крике. Стены театра задрожали.
Хайя-Суса-но-во снова царил на сцене… в последний раз.
Гроза неопределенно стихла, словно выжидая своей реплики. Воздух стал холоднее и сильнее насытился электричеством. Зрители завороженно следили за действием. Только темные фигуры в грубых плащах время от времени посматривали по сторонам и ощупывали свои мечи.
Восьмиголовый дракон был убит, и Хайя-Суса-но-во распорол его живот, чтобы найти там великий меч Кусанаги. Он торжественно запел фнальную песню:
Первые хлопья снега упали на лица публики в партере, заметались над залом, искажая звучание песни.
Актеры пришли в замешательство. Это была не та песня, которую они репетировали!
Йоши продолжал, не обращая внимания на сумятицу:
Темные фигуры поднялись среди публики.
Голос Йоши прогремел со сцены, произнося пароль, служивший сигналом к действию. Мечи сверкнули в свете ламп, рассекая хлопья снега. Внезапные сполохи молний и раскаты зимнего грома обрушились на зал, словно реплика Йоши разбудила духов преисподней.
Зигзагообразный трезубец молнии пронзил полумглу за спиной Кисо. Из разбитой масляной лампы вырвался язык пламени. Пожар! Самое ужасающее явление в мире дерева и бумаги. Пожар!
Йоши стоял, как пригвожденный к месту. Вспышка небесного огня выжгла силуэт Кисо на сетчатке его глаз. Знак! Знак богов! Освобождающий от обета! Охваченные паникой люди визжали и толкались, пытаясь выбраться из театра. Выходы были забиты ревущей толпой, разметавшей бойцов Йоритомо.
Со сцены Йоши отчетливо видел Кисо. Сёгун, сохраняя спокойствие, встал, оттолкнул ногой лежащие по бокам подушки и повернулся к выходу. Йоши крикнул через головы толпы:
– Кисо, трус! Вернись и погляди в глаза судьбе. Кисо в недоумении оглянулся. Он стоял в отсветах разрастающегося пламени, его узкое мрачное лицо казалось призрачным от пляшущих бликов. Черный шелковый халат узурпатора сливался с движущимися тенями, делая его фигуру нечеловечески грозной.
– Кто бросает мне вызов? – Голос Кисо перекрыл крики публики.
– Я, Тадамори-но-Йоши из Суруга, поклявшийся отомстить за смерть Сантаро и поругание дорогого мне человека.
– Йоши? Суруга? – Кисо онемел на секунду. – Где ты? Покажись мне!
Йоши понял, что в неверном свете пожара за струями метели враг не различает его.
Пламя полыхало все ожесточеннее, но Кисо не делал попыток к бегству. Наоборот, он двинулся вперед, чтобы увидеть того, кто бросил ему вызов.
– Это я, Хайя-Суса-но-во, – крикнул Йоши, шагнув на авансцену.
Толпа стонала, мычала и визжала, потеряв человеческий облик. Люди Йоритомо боролись с обезумевшими людьми, стараясь пробраться ближе к своей Цели. Кисо не двигался. Он стоял как вкопанный, но между ним и северянами бушевала кипящая человеческая река.
– Ну, выходи! Встань передо мной! – ревел Кисо, рассекая воздух клинком. – Я демонический воин Кисо и не боюсь ни человека, ни бога, ни духа!