А если вчитаться в текст доклада Сыскного отдела и внять, КАКИЕ сведения сообщил пленный, то призванный ратник так просто не отделается.
В аудитории на какое-то время повисла неловкая тишина.
— М-да… — только и выдал Великий Император Всероссийский. — Казначеи ополчатся против Престола, когда я назначу жалование ратнику… Да и не только они… У нас же в табеле о рангах нет никого, кто был бы сопоставим с руководством Тайной Канцелярии по его уровню. А тут… Сколько бы мы ни пожаловали ему, любая пенсия или выплата окупится сторицей.
— Наш дорогой, во всех смыслах этого слова, друг не из жадных, — напомнил Ростислав Поликарпович. — Да, берёт немало для наёмного дружинника. Но много ли их на белом свете, способных к магии Пути и в одно копьё утирающих нос целым фортам? Я предлагаю начать разговор с двадцати тысяч рублей в месяц. А там будет видно.
— Казначеи взвоют, — горько усмехнулся Александр Александрович. — Уже предвкушаю их реакцию.
Александровский закрыл папку и отложил её.
— Хорошо, Ростислав Поликарпович. Я приглашу гостя лично, когда буду готов его принять для переговоров. Прежде всего необходимо утвердить ряд вопросов, связанных, в том числе и с его будущей деятельностью.
Полковник Протопопов проследил за взглядом молодого правителя, которым он окинул карту Империи, обросшую новыми отметками, флажками, линиями и маяками.
— Неужто опять за Уралом?
Молчаливый кивок подтвердил предположение офицера.
— У нас на носу война. Соседи не будут ждать, пока сойдутся звёзды. С севера мы, слава Богу, прикрыты льдами. Оттуда не придут ни чужой флот, ни чужая пехота. С юга мы также защищены просторами гор и пустынь. Чтобы их преодолеть, понадобится воздушная армия. Остаётся восток. По донесениям, враг регулярно отправляет экспедиции судов под видом торговых, чтобы отрисовывать береговые линии и промерять глубины. При отсутствии с севера возможности хоть какой-то возможности самим продвинуться на восток кораблями, остаются только упряжки и ледяные сани. Но переброска на санях целой армии… Нам самим нужна воздушная армада.
— Или один-единственный «Мастер» Путей, — задумчиво произнёс полковник, глядя на карту. — Нам незачем гнать обозы и полки. Пусть «Мастер», как он сам себя называет, отправиться на восток любым удобным для себя способом. Северный ледяной путь, прямой путь по воздуху, пешим маршрутом, на худой конец. А, когда доберётся до цели, то пробросит Путь и откроет дорогу для нашей армии. Мы же за этим его и призвали, разве нет?
Александровский с плохо скрываемым сомнением во взгляде замялся.
— Единоличная экспедиция через весь материк? Пусть ратник и показал свои умения в разведывании, но экспедиция…
— Зачем же единоличная? — удивился Протопопов. — Дадим ему и технику, и людей, и припасов. Другое дело, что задача сугубая и архиважная. Кого попало в команду не возьмёшь. Личный состав необходимо подобрать столь тщательно, сколь это вообще возможно.
— Намекаете на экспедиционный корпус Тайной Канцелярии? — переспросил молодой правитель.
— Да хотя бы, — пожал плечами собеседник. — Нам важно любой ценой защитить единственного одарённого Силой Пути в наших рядах. Если для этого потребуется лично возглавить экспедицию — я выйду хоть пешим, хоть конным тотчас же.
— Надеюсь, до этого не дойдёт…
Александр Александрович вздохнул.
— Признаться, я прорабатывал этот план. Быстрее всего было бы выделить аэростат и отправить его на восток. Но за Уралом лежат неизведанные земли, и что там может таиться — неизвестно. Крушения дирижаблей печально известны своими многочисленными смертями. Не говоря уже о связи, которую хотелось бы иметь с экспедицией.
— Государь. Наш призванный друг на добровольных началах и без предварительного уведомления использовал для решения нашей задачи технические средства, недоступные для нашего понимания и производства. Подайте ему цель. А уж как её достигнуть — поверьте, он сам предложит массу вариантов.
Московская губерния
Имение Бериславских
Переговоры с четой Бериславских при поддержке старшей дочери Алины продолжались до поздней ночи.
Информации было вывалено столько, что удержать её в мозгу на сон грядущий просто невозможно: здоровый человек это ещё осилил бы, но моя пострадавшая от последних «прилётов» черепушка буквально всасывала в одно ухо и тут же выбрасывала через другое.
Пришлось прибегнуть к древнему, как константы мироздания, приёму.
«А если вы настолько тупые, что не можете запомнить, то записывайте в блокнотик, как это делаю я и товарищ замполит!».
Классика-с, однако-с.
По моей просьбе мне был выделен лист бумаги и писчие принадлежности, коими я на скорую руку конспектировал анамнез и помечал комментарии к нему.
Подозревая, во что ввязываюсь, был готов ко многому, но, выслушав всех присутствовавших, включая прислугу, понял, что дело принимало нешуточный оборот.
Опрос родителей как наиболее заинтересованных лиц обязателен и даже не обсуждался: кроме них больше никто не смог бы дать столько информации за раз.
Даже, если сравнивать с теми же помощницами, некоторые их них не проработали в поместье и пары-тройки лет, тогда как история болезни Златы тянулась аж с десятилетней давности.
Однако, родители, в силу своего положения, влекущего за собой ряд должностных обязанностей, не могли быть подле больной дочери круглосуточно: девушки-помощницы и тот же старший помощник Иннокентий проводили с ней гораздо больше времени, отчего и сведений об особенностях поведения пациентки имели не в пример шире.
Алина оказалась самой неосведомлённой.
Как старшая сестра, Бериславская-старшая всеми силами старалась участвовать во всеобщем деле, но по долгу службы часто отсутствовала дома неделями, потому и сведений имела лишь в общих чертах, дополненных некими подробностями.
Общая же картина выглядела… неприятной.
Злата росла с очевидными отклонениями от общепринятых представлений. Разговаривать и ходить начала чуть позже сверстников, в обучении успевала не очень-то и хорошо. Общебытовые умения, основы и условности изучила сравнительно быстро и очень скоро стала самостоятельной, способной обслужить себя сама. До примерно семи-восьми лет обходилась нянечкой, которая замещала ей родную мать, зачастую оставлявшую дочь под присмотром ради помощи отцу по работе.
С семи лет начали обучение по домашней схеме: нанимали специально обученного репетитора, который в привычных ей тепличных условиях преподавал, как я бы это назвал, «знания начальных классов». Около года или чуть меньше всё шло сравнительно приемлемо, но после восьмого дня рождения всё начало скатываться в тартар.
Домашние начали замечать нарушения сна. Девочка стала поздно ложиться и рано вставать. Как ни старалась нянечка или мать, но выправить это не получилось ни воспитательными, ни народными средствами. Прибегать же к крайним мерам и наливать ребёнку наркомовские двести грамм перед сном не решились: это единственное, что осталось неиспробованным.
После сна поехал аппетит. Начались отказы сначала от объёма пищи, потом от её разнообразия, а в конце и вовсе чувство голода пропало как явление. Ребёнка кормили буквально насильно, потому что началась стремительная потеря веса.
Совсем пошла в разнос ситуация, когда все без исключения домашние отметили, что девятилетняя девочка стала вести себя как наивный пятилетний ребёнок, а социальные и бытовые навыки, успешно вложенные в неё за время обучения, оказались невостребованными и забытыми. Что-то элементарное, на уровне рефлексов и мышечной памяти, ещё осталось, но любая более или менее высшая функция заблокировалась. Отныне Злата не могла обходиться без посторонней помощи.
К тому времени нянечка перестала, что называется, «вывозить». Ребёнок резко свалился по уровню развития, что никак не мог объяснить ни один педагог, и основная задача няни — обучение взрослеющей девочки первейшим в её жизни моментам — оказалась невостребованной. Любая информация, сообщаемая Злате, благополучно рассеивалась в нигде и никак не откладывалась. Девочка полностью потеряла способность к обучению.