Ободранная рана не страшна сама по себе.
Она неглубокая.
Да, плюха прилетела знатная: на весь бок огромная гематома.
О сроках наверняка судить не берусь, не зная регенеративных способностей местных, но в земных условиях дал бы повреждению несколько недель.
На краях обрывков кожного покрова начали проступать характерные признаки некроза.
Теперь омертвевшую кожу необходимо удалить, пока процессы гниения и разложения не перешли в терминальную стадию.
А она уже не за горами.
В центре огромной гематомы зияла ободранная кожа, свисающая по краям раны чернеющими струпьями.
По ходу дела, тот, кто обрабатывал рану, наложил первичную повязку в стрессе и спешке.
Повязка отпала легко и мокро.
Не было и намёка на заживление далеко не новой раны.
И, что самое дерьмовое, вместе с кровавой кашицей на повязке и в ране остался характерный желеобразный сгусток начинающегося нагноения.
Теперь уже поздно искать виноватого и пробивать ему в сопатку.
Рана загрязнена и это уже не отменить.
Остаётся промыть её от гноя, обрезать омертвевшую кожу по краям и обработать антисептиками.
Может, в этом мире медицина и достигла приемлемого уровня.
Возможно, тут зашивают разодранные животы и пришивают отрезанные головы.
Или научились вживлять магические имплантаты.
У нас, вон, тоже и КТ, и МРТ, и ЁКЛМП, и прочие йопт твою мать.
Но это не означает, что не найдётся какой-нибудь пробирочный студиозус, который примотает подорожник изолентой к спиду рака со словами «И так сойдёт!».
Рана не обработана даже чисто для галочки.
Так замотана, «на живую».
Что там говорили девочки? «Не даётся»? Пусть скажут это тому, кто оказывал помощь трёхсотым, от боли извивающимся ужами на сковородке и орущими на весь пункт сортировки раненых.
По сравнению с ополченцем, которому снайпер прострелил икроножную мышцу, Бериславская-младшая прям младенец на пеленании.
Злата продолжала увлечённо о чём-то щебетать, не обращая внимания на то, что с ней делают и собираются делать.
Я же, убрав ножницы прочь и отбросив бесполезные теперь грязные бинты, взялся за ковшик, подтянул подготовленные мне вёдра с водой, зачерпнул и принялся поливать на вёрткую Злату, норовившую начать нарезать круги по купальне.
Девочки до поры, до времени ждали моего сигнала.
Держать Злату насильно сейчас бессмысленно. Лучше уж мы с ней потанцуем…
А только аналогия с танцем на ум и приходит.
Юркая мелкая не могла устоять на месте хотя бы минуту и постоянно куда-то двигалась.
Мне приходилось зачерпывать ковшом новую порцию воды, догонять вертлявую Бериславскую-младшую, обливать её и так по кругу.
С волосами отдельный швах: вот с ними я попросил помочь Дашу со Светой, пока сам занимался раной.
Не обращая внимания на продолжавшийся словесный поток Златы, жестом показал девочкам фронт работы, а сам потянулся в аптечку за антисептиком.
Обработка раны пытающегося вырваться потерпевшего — отдельный экзамен для любого медработника, взрослого или детского.
Мы справились только потому, что я занял внимание Златы на себя, пока девчонки вымывали причёску своей госпожи.
Правда, это сопровождалось пританцовыванием от переминания с ноги на ногу, и попытками побегать по купальне.
Но, как выяснилось, если мягко и ненавязчиво следовать за беспокойной Бериславской-младшей, молча делать свою работу и не пытаться ей противодействовать, то даже такая нетривиальная задача, как помывка тела и перевязка с обработкой ран, способна завершиться за каких-то полчаса.
Уже перевязанная, отмытая и приодетая в чистое Бериславская-младшая с явными признаками усталости и эмоциональной перегрузки была отконвоирована в свою комнату, где забралась в кресло с ногами и тупо вырубилась.
Безо всяких там лекарств, снотворных и прочих тяжёлых методов воздействия.
Злата отключилась буквально сразу же.
Отлично.
И с колтунами в волосах разберёмся, и с донельзя отросшими ногтями, и вообще приведём девчонку в надлежащий вид, раз выдалась такая возможность.
А Даша и Света мне в этом помогут.
Колыбельную ей, что ли, спеть? Ну, чтоб крепче спалось.
* * *
— Значит, наёмник… — тяжело выдохнул Святогор Тихомирович. — Не самый плохой выбор. Но и не самый лучший. С таким спутником по жизни шансы овдоветь раньше времени невероятно огромные.
— Мы на пороге войны, — возразила Алина. — Если до этого дойдёт, о вдовцах и вдовах будут плакать в последнюю очередь. И вы бы видели, как он действует. Уверена: если бы стояла задача не разведки, а штурма, овдовели бы женщины наёмников синдиката. Причём, ещё до начала штурма.
— Надо обратиться к нему, — устало проронила мать.
— Что? — не поняла старшая дочь.
— Обратиться за помощью… — слабым голосом произнесла женщина. — К наёмнику. Раз он… из другого мира. Если нет в нашей Империи средства излечить Злату, то, возможно, оно есть на его родине. Он взял тебя. Ты дорога ему и близка. А если правда хотя бы половина от того, что ты рассказала про светлейшую княжну Морозову, он обязательно откликнется на наши мольбы. Сестра… Мать… Отец… Мы все вместе его попросим… Даже, если он не знает способа сам… Он сможет поискать его в своём мире… Сейчас жизнь и будущее Златы важнее всего, что может запросить в качестве платы твой «Мастер».
В кабинете Святогора Бериславского утихли страсти.
Родители вывалили на старшую дочь ушат ужасающей правды о состоянии здоровья младшей.
Дщерь же не осталась в стороне стоять молча, и в свою очередь ошарашила родителей историями обретения нового союзника, его похождений и своих скитаний между мирами, пусть и не без помощи наёмника-мироходца.
— А Властислав решил прибрать к рукам всё сладкое, — беззлобно усмехнулся слегка повеселевший Святогор. — Он своих девочек бережёт не хуже нашего, и кого попало к ним на пушечный выстрел не подпускает. Тут же в первый же день знакомства и старшую на выданье представил, и младшей наставника запросил. Пусть я не одобряю ремесла «Мастера», но как мужчина он мне по духу.
— Мне понравилась его позиция о цене жизней, — вымученно улыбнулась уставшая Яна. — Возможно, у нас и впрямь есть надежда на спасение…
В дверь кабинета осторожно постучали. Настолько, что было больше похоже на какое-то поскрёбывание, а не на стук.
— Дозволено! — подал голос Святогор.
Дверь с характерным металлическим скрипом качнулась на петлях, уже несколько лет не видевшие своевременной смазки. На пороге кабинета стояла одна из помощниц семьи, погодка Златы, молодая девушка Марина, облачённая всё в такой же белый сарафан, как и прочие её подруги по ремеслу.
Сердца всех троих пропустили сразу несколько ударов, когда Бериславские увидели, как по щекам девушки бегут слёзы, да так, что мокро было даже на груди сарафана.
— В-ваше в-в-выс-сокоп… П-п… Превос… Превосходительство…! — пытаясь совладать с эмоциями, выдавила она, нервно ломая себе пальцы рук. — Гос… Госпожа Злата… В своей… Опочивальне…
При упоминании имени сестры Алина резко побледнела, став лицом белее своей блузки.
Внутри девушки что-то оборвалось, а вдоль спины пробежался могильный холод.
Марина едва успела освободить проход.
Алина с стремглав выбежала из кабинета и ринулась к комнате младшей сестры.
Уже подозревая худшее, с тяжёлым вздохом поднялся с кресла отец и помог встать на ноги матери девушек.
Никто не хотел думать ни о чём мрачном, но все мысли были лишь о плохом.
Единственный способ развеять тьму в душе — узреть нечто благодатное, чего в стенах этого дома не видели вот уже почти десять лет.
На что-то действительно хорошее не надеялся уже никто.
Но…
Надо было найти в себе силы дойти до конца и достойно встретить удар судьбы, каким бы тяжёлым и смертельным он ни был.
Ни Святогор, ни Яна даже не попытались справиться у Марины, что же такого произошло со Златой, что она явилась к ним заплаканной.