Выбрать главу

Его уши встали торчком, пока он прислушивался к этому звуку.

Затем он услышал ответный вой, похожий и не похожий на его вой. Совсем похожего не могло быть, потому что его голос не был вполне собачьим. Он прислушался, принюхался и снова завыл.

И снова пришел ответ, теперь уже ближе...

Он ждал, нюхая воздух, который нес сообщение.

К нему на холм поднималась собака, сначала быстро, потом перешла на шаг и, наконец, остановилась в сорока футах от него. Вислоухая крупная дворняжка...

Он снова принюхался и тихо заворчал. Дворняга оскалила зубы. Он двинулся к ней. Когда он был примерно в десяти футах, она залаяла.

Он остановился. Собака стала осторожно обходить его кругом, нюхая ветер. Наконец, он издал звук, удивительно похожий на "хелло". Дворняжка заворчала. Он шагнул к ней.

- Хорошая собака, - сказал он.

Собака склонила голову набок.

- Хорошая собака, - повторил он, сделал еще шаг к ней, еще один и сел. - Оч-чень хорошая собака.

Собака слегка вильнула хвостом. Он встал и подошел к ней. Она обнюхала его. Он ответил тем же. Она замахала хвостом, обежала его дважды, откинула голову и лайнула. Потом двинулась по более широкому кругу, время от времени опуская голову, а затем бросилась в лес.

Он понюхал землю, где только что стояла собака, и побежал следом. Через несколько секунд он догнал ее, и они побежали рядом.

Из-под кустика выскочил кролик. Он догнал кролика и схватил его своими громадными челюстями. Кролик отбивался но спина его хрустнула, и он затих.

Некоторое время он держал кролика, оглядываясь вокруг. Собака подбежала к нему, и он уронил кролика к ее ногам.

Собака посмотрела не него с надеждой. Он ждал. Тогда она опустила голову и разорвала маленький труп. Кровь дымилась на холодном воздухе. Собака жевала и глотала, жевала и глотала. Наконец и он опустил голову и оторвал кусок. Мясо было горячее, сырое и дикое. Собака отпрянула, когда он схватил кусок, рычанье замерло в ее глотке.

Он был не очень голоден, поэтому бросил мясо и отошел. Собака снова наклонилась к еде.

Потом они еще несколько часов охотились вместе. Он всегда превосходил дворнягу в искусстве убивать, но всегда отдавал добычу ей.

Они вместе загнали семь кроликов. Последних двух не съели. Дворняга села и посмотрела на него.

- Хорошая собака, - сказал он.

Она вильнула хвостом.

- Плохая собака, - сказал он.

Хвост перестал вилять.

- Очень плохая собака.

Она опустила голову. Он повернулся и пошел прочь. Она пошла за ним, поджав хвост. Он остановился и оглянулся через плечо. Собака съежилась. Он несколько раз пролаял и завыл. Уши и хвост собаки поднялись. Она подошла и снова обнюхала его.

- Хорошая собака, - сказал он.

Хвост завилял.

Он засмеялся.

- М_и_к_р_о_ц_е_ф_а_л, _и_д_и_о_т.

Хвост продолжал вилять.

Он снова засмеялся. Собака покружилась, положила голову между передних лап и посмотрела на него. Он оскалил зубы, прыгнул к собаке и укусил ее за плечо.

Собака взвизгнула и пустилась наутек.

- Дурак! - зарычал он. - Дурак!

Ответа не было. Он снова завыл; такого воя не издало бы ни одно земное животное. Затем он вернулся к кару, открыл носом дверцу и залез внутрь.

Он нажал кнопку и машина завелась. Он лапой набрал нужные координаты. Кар задом выбрался из-за дерева и пошел по тропе к дороге, быстро выбрался на шоссе и исчез.

Где-то гулял человек.

В это холодное утро ему следовало бы надеть пальто потеплее, но он предпочел легкое пальто с меховым воротником.

Заложив руки в карманы, он шел вдоль охранного забора. По ту сторону забора ревели кары.

Он не поворачивал головы.

Он мог бы выбрать множество других мест, но выбрал это.

В это холодное утро он решил гулять.

Он не хотел думать ни о чем, кроме прогулки.

Кары неслись мимо, а он шел медленно, но ровно.

Он не видел никого, кто шел бы пешком.

Воротник его был поднят от ветра, но от холода не спасал.

Он шел, а утро кусало его и дергало за одежду. День поддержал его в своей бесконечной галерее картин, неподписанных и незамеченных.

Канун Рождества.

...В противоположность Новому Году:

Это время семейных сборищ, пылающих дров, время подарков, особых кушаний и напитков.

Это больше личное, чем общественное время; время сосредоточиться на себе и семье, а не на обществе; время замерзших окон, ангелов в звездной оболочке, горящих поленьев, плененной радуги и толстых Санта-Клаусов с двумя парами брюк - потому что самые маленькие, садящиеся к ним на колени, легко грешат; и время кафедральных окон, снежных бурь, рождественских гимнов, колоколов, сцен с яслями, поздравлений от далеко и не очень далеко живущих, передач Диккенса по радио, время падуба и свеч, пуанцетий и вечнозеленых растений, снежных сугробов, огней, елок, сосен, Библии и средневековой Англии, "О маленький город Вифлеем", время рождения и обещания, света и тьмы, ощущения до осознания, осознания до свершения, смены стражи года, время традиций, одиночества, симпатий, сочувствия, сентиментальности, песен, веры, надежды, милосердия, любви, желания, стремления, страха, осуществления, реализации, веры, надежды, смерти; время собирать камни и время разбрасывать камни, время обнимать, получать и терять, смеяться, танцевать, умирать, возвращаться, молчать, говорить; время разрушать и время строить, время сажать и время вытаскивать посаженное...

Чарльз Рендер, Питер Рендер и Джил Де Вилл праздновали сочельник вместе.

Квартира Рендера помещалась на самом верху башни из стали и стекла. Здесь царила определенная атмосфера постоянства. Ряды книг вдоль стен; в некоторых местах полки прерывались скульптурами; примитивная живопись в основных цветах занимала свободные места. Маленькие зеркала, вогнутые и выпуклые, теперь обрамленные ветвями падуба, висели в разных местах.

На каминной доске лежали поздравительные открытки. Горшечные растения - два в гостиной, одно в кабинете и целый куст в спальне - были осыпаны блестками и звездочками. Лилась музыка.

Пуншевая чаша была из драгоценного розового камня в ромбовидной оправе. Она стояла на низком кофейном столике грушевого дерева в окружении бокалов, сверкающих в рассеянном свете.

Настало время развернуть рождественские подарки...

Джил развернула свой и закуталась в нечто похожее на полотно пилы с мягкими зубьями.

- Горностай! - воскликнула она. - Какой величественный! Какой прекрасный! О, спасибо, дорогой Творец!

Рендер улыбнулся и выпустил кольца дыма.

Свет упал на мех.

- Снег, но теплый! Лед, но мягкий... - говорила Джил.

- Шкурки мертвых животных, - заметил Рендер, - высокая награда за доблесть охотника. Я охотился за ней для тебя, я исходил вдоль и поперек всю землю. Я пришел к самым красивым из белых животных и сказал: "Отдайте мне ваши шкурки", и они отдали. Рендер могучий охотник.

- У меня есть кое-что для тебя, - сказала она.

- Да?

- Вот. Вот тебе подарок.

Он развернул обертку.

- Запонки, - сказал он. - Тотемические. Три лица одно над другим золотые. Ид, эго и суперэго - так я назову их. Самое верхнее лицо наиболее экзальтированное.

- А самое нижнее улыбается, - сказал Питер.

Рендер кивнул сыну.

- Я не уточнил, какое самое верхнее, - сказал он мальчику. - А улыбается оно потому, что имеет собственные радости, каких вульгарное стадо никогда не поймет.

- Бодлер? - спросил Питер.

- Хм, - сказал Рендер. - Да, Бодлер.

- ...чертовски неудачно сказано.

- Обстоятельство, - сказал Рендер, - это дело времени и случая. Бодлер на Рождество - дело чего-то старого и чего-то нового.

- Звучит, как свадьба, - сказал Питер.

Джил вспыхнула над своим снежным мехом, а Рендер как бы не заметил.

- Теперь твоя очередь открыть свои подарки, - сказал он сыну.

- Идет. - Питер разорвал пакет. - Набор алхимика, - заметил он, - как раз то, что я всегда хотел - перегонный куб, реторты, водяная баня и запас жизненного эликсира. Мощно! Спасибо, мисс Де Вилл.