— Я вижу, что снабдил тебя уймой ценных сведений, — заметил Энтони.
— Так оно и есть. Именно благодаря тебе я узнал, что он любит море. Ты описал мне его домик в Литтлхэйвене и его превосходную моторную лодку, на которой можно даже переплыть Ла-Манш. В то время эти сведения были для меня бесполезны. Они понадобились позже. Ты также рассказал, что Фаунтин уговаривал тебя остаться в «Мэноре», как ты полагал, из страха. Ему не хотелось оставаться там одному. Можно было попытаться объяснить это его общительностью. Но с другой стороны напрашивалась мысль о том, что присутствие гостей в доме каким-то образом защищает его. Так оно и было. Пока ты и Джоан находились там, Коллинзу приходилось действовать осторожно. Фаунтин начал бояться его. Он знал, что Коллинз убил Доусона, однако, не осмеливался говорить об этом из страха, что Коллинз в ответ предъявит настоящее завещание. Фаунтин не сомневался, что после убийства Доусона Коллинз завладел полным текстом завещания. Тот факт, что Фаунтин тогда не прикончил Коллинза, я уверен, объясняется тем ужасом, который охватывал его при виде смерти. Если ты помнишь, Энтони, мисс Фаунтин говорила об этом во время моего первого посещения «Мэнора». Фаунтин не мог выносить самой мысли о мертвом теле, даже если речь шла о мертвом щенке.
— После судебного следствия вы, сержант, рассказали мне, что у Доусона водились деньги. Для вас это было необъяснимой загадкой. Тогда-то мне в голову и пришла мысль, что Фаунтина, возможно, шантажируют. Однако до карнавальной ночи в «Мэноре» у меня не было никакого представления о том, каким образом Ширли может быть связана с этими людьми. Ширли тогда пришла на карнавал без приглашения в костюме итальянской поселянки.
— Боже мой! Это была ты? — воскликнула Фелисити. — А мы с Джоан ломали голову над тем, кто бы мог это быть. Ведь тебя не было, когда снимали маски. Ты даже не представляешь себе, как нас заинтриговала!
— Умерь свои эмоции, моя дорогая! — сказал мистер Эмберли. — Опознав в костюме Контадины Ширли, я решил последить за ней. У меня было предчувствие, что она явилась туда незваной гостьей не ради развлечения. Было ясно, как дважды два, что она воспользовалась возможностью проникнуть в «Мэнор», преследуя какую-то определенную цель. Кое-что мне объяснил Рейнолдс.
— Кто-кто, сэр? — спросил сержант.
— Картина Рейнолдса, висевшая в коридоре, — женский портрет, написанный в конце восемнадцатого века. Сходство с Ширли просто потрясающее. Когда я рассматривал этот портрет, ко мне подошел Фаунтин, и из сказанного им тогда я понял, что ему пока неизвестно, что Ширли и Марк находятся поблизости. Его не слишком интересовал портрет, однако, он сказал, что изображенная на нем женщина имеет фамильную черту — густые брови. Он предположил, что это его прабабушка, и отослал за более подробной информацией к домоправительнице. Таким образом, я владел следующими фактами: дворецкий Фаунтина был застрелен с целью ограбления; некая таинственная леди с неоспоримыми признаками фамильного сходства с членами семьи Фаунтинов инкогнито присутствует на маскараде; Джаспер Фаунтин имел сына, который затем умер и которого он лишил наследства за его пристрастие к спиртным напиткам. Марк Браун также был пьяницей. Это, конечно, не могло служить доказательством, но все же совпадение было любопытным. — Эмберли прервался, насыпал в трубку новую порцию табака и немного спрессовал ее пальцем. — Теперь перейдем к описанию крайне предосудительных похождений мисс Ширли Фаунтин. Доусон успел сказать ей, что его половина завещания спрятана в высоком комоде, и Ширли пришла на карнавал, чтобы найти ее. Однако ее поискам воспрепятствовало появление Коллинза, который с живым интересом наблюдал за ней. Получилось так, что им пришлось вместе отойти от того самого комода, который стоял в коридоре, ведущем к картинной галерее, и спуститься вниз. Это был неудачный момент, не так ли, Ширли?