— Джин, — сказал Хэнк, обращаясь к синей лестнице. — Конечно, это Джин.
На субботней вечеринке Хэнк признается Джин, что сразу же подумал о ней как о возможном отправителе телеграммы.
— Было в этой телеграмме что-то голливудское, — скажет он ей. — И потом это так в твоем духе — вспомнить на взлете собственной карьеры о том, что и я получил какую-никакую премию.
Хэнк спрятал телеграмму в карман и продолжил созерцание синей краски на поверхности лестницы.
Однако Джин, прекрасная, туманная, прозрачная кинозвезда Джин Трент, приехавшая домой в Новый Орлеан, чтобы немного отдохнуть, скажет, что, когда она получила восьмую телеграмму, ей и в голову не пришло подумать о Хэнке. Как только она прочитала телеграмму, скажет она в субботу вечером, она сразу же подумала о Маргарет Чизолм.
Начав свою артистическую карьеру в провинциальном театре средней руки, Джин перебралась оттуда на Бродвей, а затем в Голливуд, где снялась в трех фильмах, принесших ей славу кинозвезды. Но в Голливуде Джин было одиноко. Ее родным городом был и оставался Новый Орлеан, и, подобно множеству других его питомцев, выросших среди волшебной новоорлеанской зелени с золотом, Джин при всякой возможности снова и снова возвращалась сюда.
Как раз накануне на экраны Нового Орлеана вышла последняя картина с ее участием, и Джин выступала перед публикой на премьере, так что эта телеграмма оказалась в числе множества полученных ею поздравлений. Маргарет еще до нынешнего приезда Джин обещала устроить в ее честь вечеринку, на которую собиралась пригласить всех своих самых замечательных друзей. Поэтому в субботу вечером никто не удивится, когда Джин скажет, что, по ее предположению, телеграмму отправила Маргарет. Правда, ей прежде ни разу не приходилось получать приглашения от Маргарет по телеграфу, но она об этом даже не задумалась, поскольку, как и другие близкие друзья миссис Чизолм, привыкла к ее капризам.
Глава вторая
Джин Трент пришла на вечеринку последней. Выйдя из лифта на двадцать первом этаже Бьенвиль Билдинг, она на минуту задержалась в холле, где стрелкой был указан путь на крышу: туда вела винтовая лестница, едва различимая в неясном свете тусклого светильника. Джин взглянула на свое отражение в зеркальном стекле двери лифта и улыбнулась, подумав, что платья, которые она может теперь покупать на гонорары кинозвезды, — все-таки совсем другое дело. Она повернула голову, чтобы проверить, хорошо ли лежат ее блестящие, как лак, черные волосы, и расправила свое розовато-лиловое платье прежде, чем отправиться по лестнице наверх. Лестница была едва освещена, и, поднявшись на верхнюю площадку, Джин ненадолго остановилась, сомневаясь, идти ли ей дальше. Перед ней была огромная дверь, вся покрытая резьбой. Тусклое освещение и темные углубления в резьбе создавали гнетущее впечатление. Прежде чем Джин пересекла небольшой вестибюль перед дверью и постучала, у нее мурашки забегали по коже.
Дверь была массивной, как ворота крепости. Джин взялась за тяжелый серебряный дверной молоток, и почти тотчас же огромная дверь бесшумно и тяжело повернулась на потайных петлях. Стоявший за дверью высокий седой дворецкий посторонился, чтобы пропустить Джин. Когда дверь закрылась, она тихо ойкнула от изумления и восторга. Под ее ногами был каменный тротуар, по обеим сторонам которого тянулись высокие стены. За поворотом перед ней открылся вымощенный каменной плиткой и утопающий в цветах дворик под открытым небом — патио, в точности повторяющий знаменитые старые дворы Французского квартала. Здесь были и пальмы, и цветы, и мраморные скамейки. Казалось, что особняк стоит посреди настоящего сада. Для большего уединения патио был обнесен высокой стеной, увитой плющом, который слегка шевелился на ветру. Впереди была еще одна дверь, по-видимому, вход в особняк. Подойдя к ней, Джин отдала дворецкому накидку и решительно шагнула внутрь.
Она очутилась в просторной светлой комнате, полной знакомых ей людей, которые шумно ее приветствовали.
— Джин, дорогая! — воскликнула миссис Гейлорд Чизолм. — Это твоя вечеринка?