Вскоре до его слуха стало доходить, что в дежурке творится нечто необычное. Гиллспи слышал незнакомые голоса, и ему показалось, что он уловил и свое имя. Он был бы не прочь выйти и узнать, в чем дело, но его положение требовало, чтобы он не проявлял интереса, пока его не попросят.
Ждать пришлось недолго. В дверях показался Арнольд и остановился на пороге, стараясь обратить на себя внимание.
– Сэр, – сказал он, – тут пришли с жалобой, и мне кажется, вам нужно разобрать ее самому, то есть я просто уверен в этом. Привести их сюда?
Шеф ответил утвердительным кивком. В коридоре послышались нетвердые сбивчивые шаги, а затем в кабинет впустили двоих посетителей. Первым вошел костлявый мужчина с неимоверно худым обветренным лицом, сплошь покрытым тонкими трещинами морщин. В рабочем комбинезоне, выставив угловатые плечи и наклонившись вперед, он остановился, выражая собой извечную недоверчивость. Стальная оправа очков придавала его топорным чертам еще большую суровость. Плотно сжатые губы как бы застыли в привычной складке, и, глядя на них, Гиллспи подумал, что, когда этот тип напьется, добра от него не жди.
Следом за ним появилась девушка лет шестнадцати–семнадцати, насколько можно было судить по первому впечатлению. Свитер и юбка сидели на ней в обтяжку, обрисовывая зрелые округлости. Толстые каблуки, казалось, подчеркивали некоторую грузность ее фигуры, полноватой, но не заплывшей, – объяснять, что означает та или иная часть ее тела, как говорится, не приходилось. Преувеличенно поднятые груди выпирали из тесного свитера, назойливо бросаясь в глаза, как ни отводи взгляд. Она просто создана, чтобы вляпаться в какую–нибудь историю, подумалось Гиллспи, если уже не вляпалась.
– Вы тут шеф? – спросил тощий мужчина.
Трех слов вполне хватило, чтобы понять, до чего он необразован, и Гиллспи сразу почувствовал, что ему удастся совладать с этим человеком.
– Угадал, – сказал Гиллспи. – А что у вас за дело?
– Моя фамилия Парди, а это моя дочь Делорес.
Девица одарила Гиллспи широкой улыбкой, которая явно казалась ей покоряющей и многозначительной. Гиллспи перевел взгляд на мистера Парди.
– Она попала в беду, шеф. Вот почему мы сюда пришли.
– Что за беда, обычная для девушки?
– Я хочу сказать, у ней будет ребенок. Вот что у ней за беда, хочу я сказать.
– Сколько тебе лет, Делорес?
– Шестнадцать, – радостно отозвалась та.
Рука отца легла ей на плечо.
– Это малость не так. Понимаете, Делорес, она, в общем, приболела и много пропустила в школе. А ребята здорово цепляются, если кто поотстал, вот мы и раззвонили, что Делорес пятнадцать, когда переехали сюда на прошлый год. По правде–то ей тогда стукнуло семнадцать, так что теперь, выходит, восемнадцать.
– Это далеко не одно и то же, – разъяснил Гиллспи. – По законам штата, если девушку склонили к сожительству, когда ей было шестнадцать лет, это считается подсудным делом и приравнивается к изнасилованию. Даже в том случае, если ее не принуждали…
– Коли она не замужем, – вставил Парди.
– Верно, если она не замужем. Но раз ей уже восемнадцать или больше и дело обошлось без принуждения, тогда это незаконная связь, что совсем не такой серьезный проступок.
Лицо Парди еще больше одеревенело. Он словно прислушивался к тишине в ожидании звуков, которые должны прилететь откуда–то издали.
– Ну а если какой малый улестит невинную девочку вроде моей Делорес на такое, что ей не следует делать? Это не изнасилование?
Гиллспи отрицательно покачал головой:
– Нет, это совращение – тоже тяжелый проступок, но не такой серьезный, как изнасилование. Изнасилование вместе с убийством и вооруженным ограблением и некоторыми другими преступлениями относится к самым серьезным статьям во всем своде законов. А может, вы все же сядете и расскажете мне, как это случилось?
Уловив намек, Арнольд исчез. Пока посетители усаживались, зажужжал селектор. Гиллспи щелкнул клавишей.
– Пришел Вирджил, шеф. Он тут, в дежурке, и спрашивает, нельзя ли ему войти. Он говорит, что это очень важно для того дела, по которому он работает.
Гиллспи уже набрал воздуху, чтобы отказать наотрез, но тут ему в голову пришла садистская мысль. Он подумал: как это понравится мистеру Парди – расписывать «беду» своей дочери при черномазом? Парди влез со своим уточнением, когда шеф объяснял законы штата, а Гиллспи не любил, чтобы его прерывали.
– Пусть войдет, – распорядился он.