— Они работают медленнее вашего, правда, — отвечал священник, — но какое у них совершенство рисунка, какое богатство красок!
— Если бы вы не были священником, — возразил Винченцо, пожимая плечами, — вас бы научили разговаривать. Отправляйтесь-ка лучше в исповедальню, к своему кадилу, да не судите о вещах, в которых ничего не смыслите.
— Мессер! Как вы смеете так говорить? — воскликнул Альберто, задетый за живое. — Вы забываете, что я уже был знатоком своего дела, когда вы только к нему приступили, и что я лучший ученик нашего всеобщего учителя — гениального Риццо, достойного последователя античных мастеров мозаики!
— Гениального, чего захотели! Клянусь богом, не нужно быть гениальным, чтобы набирать мозаику, а надо иметь то, чего недостает всем вам, священникам да лентяям Дзуккато, — неутомимые руки, железные ноги, глазомер, подвижность. Ступайте-ка мессу служить, отец Альберто, и оставьте нас в покое.
— Тише, — сказал Антонио, — вон идет старый притворщик Себастьяно Дзуккато. А как сыночки провожают его — и беретами помахивают, и руки ему лобызают! Ну прямо дож[18] в сопровождении сенаторов! Корчат из себя знаменитостей, а держать скребок не умеют.
— Молчать! — крикнул Винченцо. — Вот и мессер Робусти пришел посмотреть на нашу работу.
И все трое обнажили головы, скорее из раболепного страха перед знаменитым мастером, чем из уважения к его гению, который они не способны были оценить. Альберто пошел ему навстречу и провел его в часовню. Тинторетто взглянул на инкрустированные панно, похвалил работы по восстановлению древнегреческих мозаик, порученные Альберто, и удалился, отвесив глубокий поклон братьям Бьянкини, но так и не обмолвившись с ними ни словом, ибо он не уважал ни их работу, ни их самих.
IV
Закончив трудовой день, братья Дзуккато поужинали вместе со своими старшими подмастерьями Боцца, Марини и Чеккато (все трое впоследствии стали превосходными художниками) в маленькой таверне в подвале Прокурации[19], где они обычно собирались. Валерио уже хотел было уйти — его ждали то ли дела, то ли развлечения, — но Франческо удержал его, говоря:
— Милый брат, сегодня ты должен уделить мне часть своего вечернего досуга. Ты знаешь, я возвращаюсь домой рано, и у тебя останется время после нашей беседы.
— Согласен, — ответил Валерио, — но ставлю условие: возьмем лодку и немного покатаемся. Право, я совсем разбит после дневных трудов, а усталость я прогоняю усталостью — иначе отдыхать не умею.
— Не могу помочь тебе грести, — возразил Франческо, — нет у меня такого могучего здоровья, как у тебя, дорогой Валерио. Не хочется пропускать завтра работу, поэтому мне нельзя уставать нынче вечером; но, если я откажу тебе в развлечении, ты мне не посвятишь два-три часа, вот я и приглашу Боцца. Он достойный юноша и не помешает нашей беседе.
Бартоломео Боцца тотчас же принял приглашение, велел подвести к берегу самую нарядную лодку и схватил весло, а Валерио взял другое. Стоя на корме, они с силой оттолкнулись от берега, и лодка понеслась, подпрыгивая на вспененных волнах. Как всегда, в этот час на Большом канале собралась вся знать, наслаждаясь вечерней прохладой. Узкий челнок стремительно, словно украдкой, скользил между гондолами — так, спасаясь от охотника, летит, прижимаясь к берегу, морская птица. Молча и проворно гребли юноши. К ним были прикованы все взгляды. Дамы свешивались с подушек, чтобы подольше видеть красавца Валерио; его изящество и сила вызывали зависть и у патрициев и у гондольеров, а во взгляде удивительным образом сочетались отвага и простодушие. Боцца был тоже силен, хорошо сложен, хотя худощав и бледен. Мрачным огнем блестели его черные глаза, густой бородой заросли щеки; его черты не отличались правильностью, но печальное и презрительное выражение лица привлекало к себе внимание. Франческо Дзуккато, тоже худощавый и бледный, но полный достоинства, а не высокомерия, задумчивый, а не угрюмый, лежал на черном бархатном ковре, небрежно подперев руками голову, и витал в мечтах, уносивших его от людской суеты. Он тоже, как и Валерио, привлекал внимание дам, но не замечал этого.
Лодка поднялась вверх по каналу и не спеша поплыла по лагунам, вдали от многолюдных мест. Затем гребцы пустили ее по течению, а сами прилегли на дно лодки под прекрасным небом, усеянным бесчисленными звездами, и стали без стеснения разговаривать.
19
Прокурации (старые и новые) — здания, в которых помещались правительственные учреждения Венецианской республики и где жили прокураторы. Прокурации расположены по обеим сторонам площади святого Марка.