— С добрым утром, Пантелеевна! — поздоровался с торговкой. — Чай горячий?
— Да, милок! — улыбнулась женщина. — Только заварила. Тебе булку иль калач? Есть ржаной, сытный.
— Его давай, — согласился Федор. — И чайку покрепче.
Недавно испеченный калач был вкусным и духмяным. Федор откусывал от ржаного кольца и запивал горячим чаем. К торговке подходили другие мастеровые из холостых, брали выпечку и стаканы с чаем. Корзина Пантелеевны скоро опустела. Федор расплатился и направился к проходной. В этот миг и раздался гудок.
О странном сне Федор вспомнил, уже подходя к цеху. «Привидится же такое! — удивился. — Душа, поселившая в голове. Вот ведь чудо!» Следом он припомнил ночное происшествие и ощутил страх. А вдруг его найдут? Что тогда? Казнь? Умирать Федору не хотелось, и он мысленно воззвал:
— Друг, ты здесь?
— Да, — отозвалось в голове. — Я всегда тут. Что тебе?
— Я боюсь, — признался Федор. — Вдруг полиция прознает?
— Сомневаюсь, — успокоил Друг. — Ты, главное, не тушуйся. Держи фэйс ящиком, а хвост пистолетом. Хрен они что пришьют.
Половины слов Друга мастеровой не понял, но успокоился. Он не в одиночестве. Есть близкая душа, с которой можно поделиться сокровенным и получить от нее совет. У него такого прежде не было. Повезло, что догадался подобрать и надеть на палец перстень…
За ним пришли ближе к полудню. Федор обтачивал очередную заготовку, когда в проходе меж станками показался мастер в сопровождении полицейского. Его Федор знал — местный городовой. Провожаемые взглядами рабочих полицейский с мастером приблизились к Федору и остановились. Мастер дал знак выключить станок.
— Дело у полиции к тебе, — сказал, когда Федор подчинился.
— И какое? — спросил Федор, вытирая руки ветошью.
— В конторе объяснят, — буркнул полицейский. — Топай!
Федор бросил ветошь на станину и пошел к выходу. Городовой устремился следом. Во дворе он держался позади, отступив на пару шагов. «Словно под конвоем, — догадался Федор. — Сторожит, чтобы не сбежал».
— Спокойствие! — раздалось в голове. — Колдунов убили у завода, и они шерстят всех подряд. Вдруг кто видел? Спросят и тебя. Держись спокойно и уверенно. Ничего не видел, ничего не знаешь. Понял?
— Да, — ответил Федор, хотя на душе кошки скребли.
В конторе городовой отвел его в комнату, где за столом обнаружился другой полицейский в мундире с серебристыми погонами на плечах. На каждом — по две звездочки вдоль просвета. Офицер[11].
— Вот, привел, — сообщил городовой. — Кошкин Федор.
— Здравия желаю, ваше благородие! — рявкнул Федор, вытянувшись.
— Ишь, бойкий! — усмехнулся офицер. — Где служил?
— В сто восьмом Саратовском, ваше благородие. В прошлом годе в запас вышел.
— Чин?
— Унтер-офицер.
— Грамотный?
— Читаю и пишу. Арифметику знаю.
— Что ж в полицию не пошел? Нам такие нужны.
— Ростом не удался, ваше благородие, полвершка не хватило[12].
— В самом деле, — согласился полицейский, измерив Федора взглядом. — Подойди, садись, — он указал на стоящий напротив табурет.
Федор подчинился.
— А скажи мне, Кошкин, — начал полицейский, не спуская с него взгляда. — Где ты был вчера вечером? Сожители по казарме показали, что куда-то выходил.
— Точно так, ваше благородие, — кивнул Федор. — Был в трактире у Лопахина.
— Что пил, ел?
— Две чарки водки, щи со щековиной, — стал перечислять Федор. — Затем каша с маслом. Покурил и пошел к себе в казарму. Разделся и лег спать.
— В котором часу?
— Не могу знать, ваше благородие, — развел Федор руками. — Нет у меня часов. Без нужды они. По гудку встаю, по нему работать заканчиваю. Помню, что темно было, а сожители мои спали. Умаялись, — усмехнулся он. — Проститутку перед этим привели, вдвоем ее пользовали.
— Тьфу, гадость! — сморщился полицейский. — Семенов, — посмотрел на городового. — Проверь в трактире, правду ли сказал.
— Сделаем! — кивнул городовой.
— Как есть правда, — перекрестился Федор. — У Лопахина меня хорошо знают, часто захожу.
— Хорошо живешь! — хмыкнул офицер. — По трактирам в будний день.
— Я, ваше благородие, справный мастеровой, — с обидой в голосе произнес Федор. — Менее пятидесяти рублев в месяц не имею. Могу себе позволить.
— Покажи кошелек! — приказал полицейский.
Федор встал, достал из кармана и положил перед ним на стол пухлый кошель. Полицейский открыл и вытряхнул на стол кучку засаленных купюр.
12
В царскую полицию на службу брали мужчин ростом не менее двух аршин и 6-ти вершков — около 170 сантиметров по-нашему. Рост Федора приблизительно 167 см.