Эту же песню Некрасов мог слышать у себя в Ярославской губернии. Один из ее вариантов был напечатан в «Ярославских губернских ведомостях» (1870, № 42) по записи, сделанной в Пошехонском уезде:
Но если он и не знал всех десяти вариантов, нельзя сомневаться, что большинство из них было известно ему, так как при самом поверхностном чтении нетрудно заметить, что, воссоздавая эту песню, он использовал ряд вышеприведенных текстов, выбрав из каждого то, что показалось ему наиболее ценным.
В этом и заключался тот метод селекции, о котором было сказано выше.
Всмотримся раньше всего в стилистическую работу Некрасова над этими фольклорными текстами. Она заключалась, во-первых, в наибольшей конденсации стиха. Во всех без исключения текстах, которые мы сейчас процитировали, слишком часто повторялись два слова, которые Некрасов счел лишними. Одно из этих слов: «говорит» («говорят»): «Как свекор говорит», «золовушка говорит», «тетки говорят» и т. д.
Некрасов, добиваясь наиболее выразительной, ударной и лаконической формы, так перестроил фразеологию песни, что это лишнее и обременительное слово исчезло:
Песня стала более сжатой и потому энергичнее.
Второе слово, которое Некрасов устранил из фольклорного текста, считая его мешающим лаконизму стиха, было слово «ведут».
Некрасов устранил и это слово, благодаря чему песня стала еще лаконичнее.
Из-за многократно повторенного слова «ведут» в записях такие слова, как «медведица», «людоедица», «непряха», «неткаха», были отодвинуты в середину строки и являлись внутренними, еле заметными рифмами. Они были так заглушены этим словом «ведут», что в некоторых вариантах, например, у Якушкина, слово «медведица» оставалось без рифмы:
Выбросив повторяющееся слово «ведут», Некрасов обнаружил, таким образом, внутренние скрытые рифмы, сделал их «концевыми», благодаря чему они стали ярче и звонче.
Я не останавливался бы на этих чисто технических деталях работы Некрасова, если бы в них не сказывался тот существенный факт, о котором упомянуто выше, — что Некрасов, при всей своей восторженной любви к шедеврам народного творчества, считал себя вправе коренным образом перерабатывать материалы фольклора в соответствии со своими художественно-литературными целями.
Освободив эти материалы от излишней словесной нагрузки и усилив их выразительность звучными рифмами, он наряду с этим произвел в каждом из текстов отбор нужных ему слов и выражений и решительно отверг те словесные формы, которые счел непригодными. Так, он раньше всего отказался от таких областных, малоупотребительных слов, не входящих в общерусский словарь, как «щекотуха», встречающаяся в шейновской записи, и «надоедница» — в записи В. Варенцова. Ниже мы увидим, что Некрасов, как впоследствии Горький, с большой неохотой, только в исключительных случаях, пользовался областными словами и постоянно стремился к тому, чтобы поэтические создания народа были очищены от «провинциализмов и уродливых местных речений», искажающих русский язык, недоступных широким читательским массам.[351]
У Даля, Варенцова, Якушкина мужняя семья называет свою новую родственницу «непряхой» и «неткахой». Такая рифма чересчур бедна. В первой шейновской записи этого наименования нет, во второй — «непряха» заменилась «неряхой», а у Рыбникова дана замена такого же рода: вместо «неткаха» — «неряха». Изо всех этих вариантов Некрасов взял рыбниковский:
351
См., например, статью М. Горького «О бойкости». — М. Горький, Собр. соч. в тридцати томах, т. 27, М. 1953, стр. 154.