В конце концов в шелковых «петелках» вешают не царя Со́ломана, а тех, кто хотел повесить его. Эта былинная фабула никак не отразилась в поэме Некрасова, но три шелковые «петелки» пригодились ему для его излюбленной темы о бесправии русской крестьянки.
Умирающий Савелий в поэме говорит перед смертью:
Таков был третий метод работы Некрасова над фольклором: взяв из пословиц, песен или «потешных» стишков какую-нибудь краткую словесную формулу, казалось бы чуждую его идейным задачам, он подчинял эту формулу своей собственной, некрасовской, теме, наполнял ее другим содержанием, заставлял ее выражать те идеи, которые вполне соответствовали его революционно-демократическим принципам.
Так, например, он поступил с поговоркой, которая, в силу своей идейной нечеткости, могла иметь ряд применений, одинаково далеких от демократической тематики:
«Ему, как свинье, век на небо не глядеть» (Д, 36).
Поэт придал ей новый смысл, применив ее к представителям того культурного слоя, который чужд интересам крестьянства:
«Небом» в данном случае оказался у Некрасова народ; в его переосмыслении эта поговорка наполнилась таким содержанием, какого не имела до тех пор.
Т. А. Беседина в работе, на которую мне уже приходилось ссылаться, очень верно подметила этот третий по моей классификации прием работы Некрасова над фольклорными текстами. Остановившись на двух народных поговорках: «У Бога небо коптит» и «Как у Христа за пазухой», она указала, что сами по себе они лишены определенного социального смысла. «Но когда Оболт-Оболдуев, подводя итог своей жизни, заявляет: «Коптил я небо Божие» и плачет о временах крепостного права, когда помещики жили «как у Христа за пазухой», эти поговорки насыщаются дополнительным смыслом, приобретают ясную социальную направленность, становятся средством сатирического разоблачения дворянского паразитизма».[375]
Некрасов и здесь шел по следам декабристских поэтов, которые нередко брали «нейтральные» фольклорные тексты и придавали им определенное политическое звучание.
Существовала, например, известная подблюдная песня: «Ах, ты сей, мати, мучицу, пеки пироги». В этой песне есть строка:
Эту строку декабристские поэты переосмыслили так:
Таким же образом они поступили и с другой подблюдной песней: «Расцветали в небе радуги». Эта песня, любовно-лирическая, тоже была переведена ими в «гражданственный» план и зазвучала призывом к свободе:
Вообще же к стихам Некрасова, основанным на фольклорных источниках, вполне применимы слова, сказанные Николаем Бестужевым о песнях, сочиненных декабристами:
«Хотя правительство всеми мерами старалось истребить сии песни, где только могло находить их, но они были сделаны в простонародном духе, были слишком близки к его состоянию (то есть к состоянию народа. — К. Ч.), чтобы можно было вытеснить их из памяти простолюдинов, которые видели в них верное изображение своего настоящего положения и возможность улучшения в будущем».[378]
Характерно, что Некрасов очень скудно использовал сказочные элементы фольклора, ту многообразную фантастику, которая занимала такое заметное место во множестве волшебных русских сказок.
Правда, с первых же страниц поэмы «Кому на Руси жить хорошо» он ввел в ее текст большое количество образов, созданных народной фантазией: и сказочную говорящую птицу, и сказочную скатерть-самобранку.
И вообще в «Прологе», то есть в самом начале поэмы, вся атмосфера сказочная: тут и семь филинов, сидящих на семи деревах, и ворон, молящийся черту, и заколдованный клад у тридцатой сосны.
375
Т. А. Беседина. Народные пословицы и загадки в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». — «Ученые записки Вологодского педагогического института». Т. XII, 1954, с. 110.
376
М. А. Брискман. Агитационные песни декабристов. — Сб. «Декабристы и их время». М.—Л., 1951, с. 21. См. также статью Ю. Г. Оксмана «Агитационные песни (Рылеева)» в «Литературном наследстве». Т. 59. М., 1954, с. 69—112.