«Огородник» написан совершенно иначе: народный стиль представлен в нем даже чересчур изобильно; это единственное произведение Некрасова, где чувствуется кое-где стилизация под народную речь. Тут и отрицательные параллелизмы:
Тут и двойные слова, свойственные песенному стилю: «я давал, не давал», «расплетал-заплетал», «круглолиц-белолиц», «целовал-миловал», «мужику-вахлаку» и т. д.
Тут и подхваты предыдущей строки с переносом ее в начало последующей:
Тут и такие фольклорные постоянные эпитеты, как «ясны очи», «белая рученька», «золотой перстенек», «буйная голова», «кудри — чесаный лен», «краса-девица», «словно сокол гляжу» и т. д.
Тут и повторение предлога, усиливающее народно-песенную инерцию речи: «за девицу-красу, за дворянскую дочь», по торговым селам, по большим городам», на часок, на другой» и т. д.
Словом, если и есть в этой песне какая-нибудь стилевая погрешность, она заключается в чрезмерном сгущении народного стиля, в слишком большой концентрации тех качеств, которые свойственны произведениям этого рода. Поэт чувствует такую огромную власть над ритмикой и стилистикой своего материала, что даже щеголяет этой властью, этим мастерством; каждая строфа у него получается чересчур уж нарядной и звонкой. В позднейших своих песнях, в «Зеленом Шуме», в «Коробушке», в «Катерине», в «Свате и женихе», в «Песне убогого странника», в «Думе», он с замечательным тактом преодолел в себе тяготение к той чрезмерности «фольклорного стиля», какая наблюдается в его «Огороднике».
Так как это был первый опыт молодого Некрасова, первая — гениальная! — «проба пера», здесь еще слышатся отдаленные, еле уловимые отголоски Кольцова: и «кудри» и «девица-краса», и двойные слова, вроде «обнимать-провожать», «в эту ночь-полуночь», и вообще все стихотворение написано, так сказать, в кольцовском ключе и является внятным свидетельством, что наследие Кольцова было полностью усвоено поэтом. Но тема его — чисто некрасовская, ибо именно этим стихотворением Некрасов начал ту борьбу за революционное осмысление фольклора, которую он с такой страстной настойчивостью и такими разнообразными средствами вел до конца своей жизни.
Чтобы возможно конкретнее представить себе истинное значение этой великой борьбы, постараемся вспомнить, хотя бы в самых общих чертах, какова была та поэзия о русском крестьянстве, на фоне которой явились «Огородник» и «Тройка».
Конечно, первое имя, которое вспоминается здесь, — имя Кольцова. Справедливо говорит позднейший исследователь его жизни и творчества, что в сороковых годах перед литературой встала задача превратить созданную Кольцовым демократическую поэзию о русском крестьянстве в революционно-демократическую. «Эту великую задачу выполнил Некрасов. Некрасов унаследовал революционные традиции Радищева, Рылеева, Пушкина, Лермонтова. В то же время на пути к революционно-демократической поэзии творчество Кольцова было важным и нужным этапом... Подлинное знание народа, глубокое проникновение в психологию крестьянина, сочувствие его труду, его горестям и радостям, уменье открыть поэзию в самых, на первый взгляд, прозаических проявлениях крестьянской жизни, мотивы молодецкой удали как проявление «жгучего чувства личности», блестящее использование фольклорной поэтики... — все эти черты в том или ином виде вошли в качестве существенных элементов и в революционно-демократическую литературу... Вся поэзия... испытала влияние кольцовского творчества».[386]
Совершенно неубедительными кажутся нам попытки В. В. Гиппиуса сблизить некрасовского «Огородника» с песней Кольцова «Бегство». Точно так же не находим мы указанной им преемственной связи между кольцовскими песнями «Не на радость, не на счастье», «Косари», «Товарищи» и стихотворением Некрасова «Я за то глубоко презираю себя». Нельзя, однако, не согласиться с В. В. Гиппиусом, когда он говорит, что именно Кольцов открыл Некрасову возможности обновления стихового ритма и что «в усвоении ритмов, которые вводились в поэзию со знаком «народности», Некрасов проявлял большую свободу и самостоятельность».[387]
386
Л. Плоткин, А. В. Кольцов. Вступительная статья к Полному собранию стихотворений Кольцова, Л. 1958, стр. 40—41.
387
См. В. Гиппиус, Некрасов в истории русской поэзии XIX века. — «Литературное наследство», № 49—50, М. 1946, стр. 36—42.