Для того чтобы правильно уразуметь это слово, нужно обратиться к фольклору. В русской народной речи слово «победный» означало горький, несчастный, скорбящий (ср. Р, III, 368).
Например, рыдая по умершем крестьянине, его вдова восклицала в своем причитании:
В фольклорных стихах очень часто бывает поставлен знак равенства между словами «победна» и «бедна»:
«Победная головушка» в русском фольклоре равнозначна «кручинной головушке».
Этот случай наглядно показывает, как тесно было связано с фольклором поэтическое мышление Некрасова: даже в стихотворение, чуждое фольклорному стилю, он вводил иногда такие слова, которые могут быть правильно поняты только в их фольклорном значении (ср. в «Пьяной ночи»: «Победные головушки уснувших мужиков»).
Он вводил фольклор даже в интимную лирику. Так, во время тяжелой болезни, незадолго до смерти, он написал в своих «Последних песнях»:
то есть даже свое глубоко личное горе, свою предсмертную боль и тоску выразил при помощи фольклорных источников, вспомнив старинную русскую сказку о живой и мертвой воде.
Говоря в тех же «Последних песнях», что он побеждает недуг могучим усилием воли, он опять-таки пользуется фольклором для выражения своего личного чувства:
В последних двух строках он цитирует знаменитую «Повесть о Горе-Злочастии», в которой есть такие мужественные бодрящие строки:
Этот мудрый девиз имеется и у Кирши Данилова:
Здесь, в некрасовских предсмертных стихах, эта народная речь так органически входит в состав его собственной речи, что даже не замечаешь черты, отделяющей одну от другой.
Он и сам, особенно в последние годы, не видел этой демаркационной черты. Она все больше и больше стиралась в процессе его литературного роста.
Его собственный, личный стиль так часто становился народным, а народный так часто переходил в его личный, что разграничивать их почти невозможно.
Когда, например, в скорбной элегии на смерть Писарева поэт дает фольклорную концовку:
эта концовка так спаяна с текстом, что мы не чувствуем здесь стилистического разнобоя и, пожалуй, даже не догадались бы о ее фольклорном источнике, если бы не собственное указание Некрасова.
Очевидно, Некрасов имеет в виду ту пословицу, что напечатана Далем под рубрикой «Счастье — удача»:
«У счастливого умирает недруг, у бесчастного — друг» (Д, 35).
В предсмертном стихотворении «Баюшки-баю» есть потрясающий образ искалеченной музы, которая говорит о себе:
Образ чисто некрасовский, вполне самобытный, казалось бы, далекий от народной поэтики, и тем не менее внушенный фольклором, о чем свидетельствует, например, такая пословица: «Счастье на крылах, печаль на костылях» (Д. «Счастье — удача»).
Словом, фольклор присутствует нередко даже в тех произведениях Некрасова, которые по своей теме далеки от устно-поэтического народного творчества.
Это присутствие мы не всегда замечаем, потому что в тех произведениях Некрасова, куда фольклорные тексты входят одним из основных элементов, они не являются какой-то обособленной категорией речи и не контрастируют с речью поэта. Напротив, они так прочно сливаются с ней, что далеко не всегда отличишь, где кончается голос Некрасова и где начинается голос народа.