В памятниках народного творчества есть несколько приемов дактилизации флексий, к которым Некрасов не прибегал никогда. Никогда не вставлял он в свои прилагательные лишних неударных слогов, как это было принято в песенном обиходе народа. Для избежания женских окончаний старорусские певцы и сказители превращали «малых» в «малыих», «темно-карих» — в «темно-кариих», «поскакучих» — в «поскакучиих» и т. д.
Часто дактилические рифмы у Некрасова отличаются такой изощренностью, что могли бы показаться слишком вычурными, если бы он не подчинял их так властно смыслу и ритму стиха. Вот, например, рифмы его «Коробейников»: о́раны — бо́роны, во́роны — сто́роны, за́ново — пья́ного, ско́ро бы — ко́робы, но́нче ли — ко́нчили, понамо́тано — бье́т оно.
Мы уже видели, каковы были те многообразные методы, при помощи которых Некрасов достигал нужного ему долгословия и в то же время дактилизовал окончания слов. В дополнение к сказанному отметим его пристрастие к сложным словам, то есть к таким, у которых два корня.
Особенно много сложных слов среди его концевых прилагательных: древнерусские (III, 228), святорусского (III, 260), богомольные (III, 174), старообрядская (III, 180), старозапашные (III, 362), крутонравные (III, 172), доброхотные (III, 172), благородное (III, 232), толстопузому (III, 153), благочинному (III, 276), чернобурая (III, 227), черноусые (III, 315), черно-серую (II, 158), чернобровая (III, 310), черноволосая (III, 337), голубоокая (II, 96), бледнолистая (II, 149), белокаменной (III, 346), белоснежная (II, 294), белокурая (III, 317), белошерстые (III, 330), бедокурные (III, 254), чужестранные (III, 313), рыболовные (III, 181), сенокосная (II, 56), самоцветные (II, 126), любвеобильные (III, 385), благословенные (III, 345), полоумная (III, 334), хладнокровные (II, 96), благословляющей (III, 360), мимоезжие (III, 344), благодетельной (I, 199) и т. д.[411]
Особую группу составляют сочетания концевых прилагательных с именами числительными: одноглазая (II, 201), двупудовые (III, 358), второразрядные (III, 378), сторублевые (III, 264), стоголосая (III, 189).
Часто прилагательные сочетаются у него со словами мало и много: маловерное (II, 150), малолюдная (III, 188), малосильного (III, 533), многолетнюю (II, 402), многохлебное (III, 236), многолистые (II, 350), многоотрадные (I, 273).
Такому же удлинению слов способствуют две приставки, которые Некрасов так часто придавал встречавшимся в его стихотворениях глаголам: первая из них «по», а вторая либо «вы», либо «раз», либо «на», либо «при».
Так, например, в концовке «Счастливых» читаем:
В «Прологе»:
В «Пьяной ночи»:
В «Коробейниках»:
Эти двойные приставки придавали словам тот тонкий оттенок смысла, который в данном случае был нужен Некрасову, и в то же время они обеспечивали прирост слогового состава, необходимый для некрасовских ритмов.
Вообще ни у какого другого поэта не было такого количества глагольных форм, удлиненных предлогами. Даже слово «ушли» он превращал в «поушли»:
Сюда же относятся: «Пособерись-ка ты с силой» (III, 19), «Что денег понакоплено» (III, 316), «Попридавили грудь» (III, 318), «Где вы не позакопаны?» (III, 173), «Дорога позагнулася» (III, 177), «Позаписав достаточно» (III, 192), «Погода поуставилась» (III, 178).
Все эти формы поэтической речи Некрасова вполне совпадают с народными. Вспомним былины: «повыкусал», «повыщербил», «поразметывал», «пообхватаны», «порасхвасталась». Или такие формы в языке причитаний:
411
В пародии на поэму Жуковского «Наль и Дамаянти» он, в полном согласии с подлинником, прибегает к таким двухкорневым словам, как «серновидный стан», «сладкоприветная дева», «сердцевластительный взор», «златоперые крылья», «смертьнаносящее дуло ружья», «вострозубая тоска», «злохитрая сваха», «серо-желтые зубы» и пр. («Карп Пантелеич и Степанида Кондратьевна», I, 379—383). Но здесь нет такого стремления к дактилизации окончаний, какое свойственно его собственной лексике.