Глория попрыгала по проветрившейся кухне, ухватив очищенную сковородку на манер банджо, и засвистела любимую с детства мелодию.
С кухней полный порядок.
Глория закрыла окно и отключила вытяжку.
Срочно в библиотеку, срочно!
Так у сомневающейся аспирантки появился реальный шанс на благополучный исход.
Глория вернулась в комнату.
Распустившиеся розы зря времени не теряли и заполонили все пространство нежным ароматом, прочно заглушив остатки запаха, напоминавшего о злополучном кухонном событии.
Глория Дюбуа подняла с пола невозмутимую куклу и потрепала ей кудри.
– Ну что же, кажется, на сегодня мой лекционный дебют отменяется.
Глория Дюбуа щелкнула по носу молчаливую визави с неестественно голубыми глазами.
– Сейчас проинформируем декана, что у меня разыгралась мигрень.
Глория отнесла куклу на девичью кровать, не познавшую еще ни одного мужчину.
– А сами тихонечко прошмыгнем в библиотеку.
Глория воспользовалась мобильником.
Декан, имеющий платоническую, но устойчивую слабость к хорошеньким аспиранткам, дал Глории Дюбуа три дня на полное выздоровление и отправился на семинар сам, чтобы донести до неофитов и неучей хотя бы пару ботанических откровений о тычинках, пестиках и завязей с плодами.
Псевдобольная отправилась экипироваться к объемистому шкафу с раздвижными дверцами.
– Не стоит даром терять время.
Глория, как всегда, облачилась в привычный джинсовый костюм стиля «унисекс», в котором обычно вела семинар по размножению отпрысками и черенками.
Аспирантке не хотелось ни особо выделяться в студенческой массе, ни, тем более, предстать в чем-то менее демократичном перед неопытными садоводами.
Глория прихватила старый, из крокодиловой вечной кожи портфель, доставшийся ей в наследство от матери, которая прекратила занятия наукой, как только дочь получила степень магистра.
Но тут прощальный взгляд хозяйки бунгало наткнулся на пару окончательно раскрывшихся пышных роз.
Мудрая бабушка Дюбуа ничего не говорила о таком неопределенном варианте – ни да, ни нет.
– Нет, я так больше не могу!
Глория высказала вслух сама себе всю досаду и горечь от накопившегося до самого края одиночества.
– Не могу!
Глория присела на кровать рядом с притихшей куклой.
– Неужели я недостойна хоть граммулечки житейского счастья?
8. Дендрологическая интрига
Дочь в американском Батон-Руже мечтала о любви, которую устала ждать, а мать в Париже готовилась к забавному приключению.
Назначить свидание в Сорбоннском ботаническом саду мог только неисправимый романтик и совсем неопытный в амурных делах человек.
Особая прелесть грядущего посещения заключалась в том, что оно должно было пройти вечером, после официального закрытия экспозиции.
Но председателю отборочной комиссии Всемирной выставки цветов разрешили позднюю и нелегальную прогулку с дамой.
Значит, никто не будет мешать их общению.
Значит, можно будет, не отвлекаясь на танцевальные па, как бы невзначай решить окончательно судьбу Безымянной Красавицы, благо поводов завести разговор о проблемной розе будет предостаточно.
Явно голландец не умеет общаться с женщинами.
Хотя шикарный букет роз – впечатлил…
Она взглянула на большие настенные часы, стилизованные под старинный маятниковый хронометр.
Пора начинать подготовку, чтобы среди экзотических деревьев и кустарников, среди цветов и лиан выглядеть этаким потрясающим редким экземпляром.
Вся захваченная с собой из Америки одежда была извлечена из чемоданов, разложена на кровати и подвергнута тщательному, почти научному комбинаторному анализу.
Через несколько минут гостиничное зеркало отразило даму в белых бриджах, лимонно-желтом джемпере и ярко-алом палантине, повязанном на плечах небрежным узлом.
– Какаду натуральный, одна штука! – сообщила она отражению и весело отмахнулась. – Ничего! Сейчас в моде эклектика! Интересно, догадается ли голландец о моем гардеробном ответе на букет?
Она уселась за туалетный столик и взялась за макияж, поглядывая то на покачивающиеся разноцветные бутоны, то на собственное лицо, каждую минуту меняющееся в зеркале под совместным воздействием косметики и света маленькой лампы.
Потом решительно стерла следы декоративных ухищрений:
– Нет, белые тени и желтоватые румяна – это для цирковых. Из попугая на глазах превращаюсь в клоуна! Но вот этот оттенок помады, пожалуй, оставлю. Почти в тон с палантином… И вообще, оказывается, он мне идет. Как это я раньше не замечала?
Американка с благородными французскими генами дотянулась до мобильника и вызвала дочь, которая должна была непременно прочувствовать важность момента.