Мать с удовольствием принялась за ужин — казалось, с тех пор как она почувствовала, что мы в безопасности, у нее появился аппетит. Она разожгла огонь под кофейником, потом подошла к ящику, где хранила пеленки и кофточки, когда ждала очередного ребенка, и вынула оттуда маленький сверток.
— Это от меня и Альберта, — шепнула она. — Рождественский подарок.
Я развернула пакет. В нем оказалась вязаная кофточка, зеленая в коричневую полоску, новая, купленная в магазине. Если не считать ботинок и шапки, мне впервые в жизни купили одежду в магазине.
— Мы хотели купить тебе и вязаную шапочку, но у нас не хватило денег, — шепнула мать.
Я была потрясена. Как это мать сумела сохранить такую тайну? А отчим?
— Кто ее покупал? — спросила я.
— Альберт.
— Но ведь это, наверное, ты…
— Я заплатила половину.
Но я не поверила ей. Мне казалось, что кофту купила она сама, но уступала эту честь Альберту, чтобы я лучше к нему относилась. Я была в этом просто уверена.
Я тихонько подошла к комоду, где лежал подаренный бабушкой псалтырь. У него был нарядный новый переплет, и когда я положила его поверх сложенной кофточки, книжка показалась мне очень красивой. Я была счастлива.
— Ольга с Карлбергом тоже купили тебе подарок, — сказала мать.
— Какой, мамочка, милая, скажи!
— Нет, нет, а то Ольга огорчится.
Там, конечно, повторится та же история. Подарок для меня купила, конечно, Ольга. Но все взрослые женщины почему-то обязательно хотят, чтобы люди думали, будто у них хорошие мужья.
— Ложись со мной на диване, — сказала мать.
17
Еще несколько дней, пока не кончилась водка, люди пили и буянили. По временам бабушка забывала, что она «обращена», и ругала отчима, как в былые дни, а потом трижды сплевывала через левое плечо.
Карлберг сидел дома, пил кофе и водку, но уже не напивался так, как в сочельник. Казалось, он забыл, что тогда произошло. Все праздники Ольга ходила с заплаканными глазами; испачканную занавеску она сняла.
— Пусть только кончится эта пьянка, пусть только он протрезвится, я покажу ему, что он наделал, — хриплым шепотом говорила она матери в сенях на второй день праздника. — Разве это люди, это звери какие-то, даже хуже зверей, те хоть не станут плеваться табаком. Так бы и подсыпала им крысиного яду.
На третий день Ольга протянула мне небольшой сверток. Я так ждала этого свертка, что едва отвечала ей, когда она по утрам здоровалась со мной. Я ведь знала, что у нее припасен для меня подарок, и уже начала побаиваться, что она решила оставить его себе.
— Мы хотели отдать тебе его в сочельник, — сказала она. — Это от нас с Карлбергом.
В свертке оказался красивый пестрый передник, купленный в магазине.
Он был такой пестрый, что у меня в глазах зарябило. Стоил он семьдесят пять эре. Примерив его, я растерялась от великолепия своего наряда. А мать еще надела на меня новую зеленую кофточку.
— Пойди поблагодари Ольгу и Карлберга, сегодня Карлберга нетрудно улестить.
Я поняла, что это означает. Семейный мир водворен, водка кончилась. Карлберг сидел на стуле бледный и изможденный, Ольга двигалась по комнате прямо и решительно. Одно из окон, на котором не было занавески, зияло черной пустотой, и моя радость сразу омрачилась: как гадко все-таки он вел себя в рождественский вечер.
— Господи, какая ты нарядная, ты сразу похорошела в этом ярком платьице! — воскликнула Ольга; я покраснела, сердцу вдруг стало тесно в груди.
Я подошла к ним, присела и поблагодарила их обоих. Но Карлберг замахал рукой.
— Мне спасибо не говори, я не заслужил. Ты, верно, думаешь, что я настоящий…
Я не знала, как ему ответить, потому что в самом деле считала, что он был «настоящий…», но теперь ведь он снова стал добрый. Отчим никогда не раскаивался, никогда не просил прощения, как бы он ни набезобразничал. Когда мать его укоряла, он только злился и кричал, что нечего поминать старое, даже если это «старое» случалось накануне.
— Что вы, дядя, большое спасибо, и вам, тетя, большое спасибо. Я буду смотреть за малышом, когда вы скажете, тетя, — великодушно предложила я, хотя в глубине души с ужасом думала, что, если Ольга попросит меня нянчить мальчика в праздник, я не смогу побыть с бабушкой.
В первое воскресенье после рождества у нас дома состоялось молитвенное собрание. Организовала его, конечно, бабушка. Как ни странно, но в этот день к нам пришли хозяин, хозяйка, их служанка и большинство батраков.