Мать не поехала на кладбище. Бабушка, члены батальона и «образованный» гость отправились туда в шарабане.
Одна из сестер по батальону упрекнула бабушку, что та спорола со своей шапки ленту с надписью «Спаситель грядет».
— Ты стыдишься веры своей? — спросила она при всех, когда гости садились в экипаж. Путь был санный, но они ехали в коляске, потому что сани достать не удалось.
Бабушка промолчала, но вид у нее был такой, точно она сейчас сплюнет через левое плечо.
Впереди ехал катафалк. На гробе лежало несколько венков. Цветы померзли. На козлах рядом с кучером сидел отчим. В шарабане, следовавшем за катафалком, поместилась бабушка, члены батальона и «образованный» гость. За ними ехала повозка, в которой сидело четверо мужчин. Они должны были нести гроб.
Мы с матерью стояли на лестнице еще долго после того, как все три экипажа скрылись из виду.
Мы остались дома одни. Надо было привести в порядок комнату, пока никто не вернулся. Вернуться должны только бабушка и отчим.
— Пойдем хоть поедим досыта, — сказала мать.
В комнате творилось что-то неописуемое. Грязная посуда, мусор, затоптанные половики, слякоть от нанесенного с улицы снега. Большая плита заставлена котелками с остатками соуса, мяса, бобов, рыбы.
Скатерть, лучшая бабушкина скатерть из чистого льна, вся в пятнах от селедки и свеклы. Большинство тарелок вылизано дочиста.
Мать помешала угли в большой плите, разогрела на них котелки, освободила угол стола, и вот мы с ней вдвоем сидим и справляем поминки.
— Пусто как-то без старика, — пробормотала мать, словно обращаясь к себе самой.
— Значит, он больше не вернется?
Мать посмотрела на меня долгим взглядом.
— Неужели ты так глупа, Миа? А еще столько читаешь. Разве ты не знаешь, что значит — умереть? Смерть — это конец; тот, кто умер, никогда не вернется.
— А куда же он уходит? — упорствовала я, отправляя в рот большой биток и тушеные бобы, которые мать положила мне на тарелку.
— Если б знать, — вздохнула она, намазывая хлеб маслом. Ответ прозвучал так, словно она хотела сказать, что, знай она это точно, она сама согласилась бы умереть.
Вот как! Оказывается, неизвестно, куда они уходят! Мать продолжала молча есть. Я тоже. Но я вскоре насытилась. Неужели взрослые ничего не знают? Как это может быть? Ведь люди после смерти попадают на небо. Я покосилась на мать, не уверенная, можно ли отважиться на такой вопрос.
Она жевала бутерброд, глядя прямо перед собой. Как она изменилась за эти дни! Она была совсем другой, когда мы приехали на Восточный вокзал и она угощала меня кофе.
— Но ведь люди после смерти возносятся на небо? — тихо и неуверенно спросила я.
— На небо? О нет, Миа, на небо они не возносятся. Они никуда не возносятся. Как после смерти, так и при жизни. Люди остаются там, где они были, и остаются тем, чем они были, на веки вечные.
Я видела, что мать взволнованна, и не посмела больше расспрашивать.
Люди, которым мы привыкли верить: учительницы, педагоги воскресной школы, — рассказывали, будто после смерти человек попадает на небо. Но я не решалась спорить с матерью. У меня не было никаких доказательств, что умершие попадают туда. Я не могла бы описать, каким образом происходит это путешествие, и поэтому была склонна поверить матери и считать, что никто на небо не возносится. После смерти люди лежат в сарае, где пахнет навозом.
— А когда мы поедем домой, мама?
— Я обещала хозяину привезти «его», но похоже, что мне это не скоро удастся, — ответила мать.
Вдруг она встала и вышла из комнаты. Я услыхала, что ее вырвало.
Она, очевидно, сразу заметила мое испуганное лицо, потому что сказала успокаивающим тоном:
— Я, верно, простыла, ничего страшного нет.
Но у меня были свои опасения. Я вдруг с ужасом поняла, что теперь стройная, ласковая мать опять исчезнет и ее место займет тупое, слезливое, болезненное существо, которое я так не любила. Это повторялось все время с тех пор, как мать вышла замуж.
Я начала убирать со стола и мыть посуду, поторапливая мать, которая мне покорно подчинялась. Она двигалась точно во сне. Что-то неотвязно терзало ее душу. Страх, горечь, ненависть.
Я так усердно вытирала посуду, что на лбу у меня выступила испарина. Потом я вынесла грязную воду, подмела мусор и вообще старалась помочь матери, чем могла.
— Тебе надо отдохнуть, пока они не вернулись, — сказала я.
— Ты добрая девочка, Миа. Иди ко мне!