Когда совсем рассвело, мать погасила лампу, и комната наполнилась скупым октябрьским светом, теми утренними осенними сумерками, не темными и не светлыми, когда все выглядит серым и скучным. Комната, совсем недавно полная тепла, уютного запаха кофе и соуса, сделалась вдруг холодной и неприветливой. Сразу стало видно, что сваленная в кучу мебель старая и потертая. Прежде я никогда не замечала, что она такая некрасивая. Комод, кровать, мой диван — все стало некрасивым.
На пол, черный и грязный, невозможно ступить босыми ногами. Должно быть, мать тоже заметила это, так как она взглянула на пол, и лицо ее исказила гримаса.
— Обычно когда на полу танцуют, он становится белым, — сказала она, — а здесь, верно, собирались летом сажать картофель.
Отчим встал из-за стола, взял шапку и кнут. Из полукилограммовой пачки, откуда я заблаговременно вытащила фольгу, он переложил в свою коробочку немного табаку и отправил порядочную щепотку в рот, разговаривая во время всей этой процедуры густым басом: — Мум-мум, тебе не дали еще, мум-мум, глотка кофе, а, Миа? В первое утро, мум-мум, на новом месте не грех выпить кофе, мум-мум, в постели. Да, мум-мум, а теперь прощайте, — он смахнул с усов табачные крошки, повернулся к двери и, подойдя к матери, обнял ее.
— Ничего, Гедвиг, ты ведь у меня умница, ты отлично сумеешь устроиться в этой лачуге.
Потом он ушел.
Я сидела на желудевом диване, болтала босыми ногами и негромко передразнивала:
— Ты ведь у меня умница, ты отлично сумеешь устроиться в этой лачуге.
Мать засмеялась.
Моя будничная одежда был запакована, поэтому я надела платье из шотландки и новые ботинки. Я считала, что так и нужно: на новом месте меня сразу же должны оценить. Хотя придется все-таки сказать здешним ребятам, что на мне не будничная одежда, а, пожалуй, самая нарядная.
— Теперь больше не станем по утрам возиться с кофе, — сказала мать. — Будешь выпивать вместо него чашку цельного молока. Нам дают по два литра в день да еще четыре литра снятого, так что должно хватить…
В это первое утро я покорилась, хотя меня такая новость ничуть не обрадовала. Мать заметила, что я огорчена.
— Ты всегда делала, что хотела, и питалась одним кофе с хлебом. Вот и не выросла ни капли за лето, теперь вместо кофе будешь пить молоко с куском сахара.
Мать знала, где собака зарыта. Когда в рабочих семьях детям не давали кофе, они и не думали жалеть об этом, они просто боялись, что взрослые лишат их куска сахара, Мать, конечно, хорошо помнила это с детства.
— Какой он стал добрый, — сказала я, уплетая хлеб с молоком.
Мать только хмыкнула.
В дверь постучали. Вошла молодая женщина — наша новая соседка. Ей не больше двадцати лет. Значит, это ее видел отчим в одной сорочке. Мать окинула ее критическим взглядом. Теперь во всяком случае, кроме сорочки, была надета юбка. Но руки по-прежнему оставались голые. Сорочка — серая и грязная. Вместо блузы или кофты она надела мужской жилет без единой пуговицы. Грудь очень высокая, из выреза сорочки торчит грязная тряпка. Жилет и сорочка на груди задубели от какой-то жидкости. У нее толстые кроваво-красные губы, а зубы широкие и редкие. Нос, тонкий у переносицы, книзу сильно расширен. Большие выпуклые глаза с густыми темными ресницами. На спине длинная черная коса.
— Я решила зайти познакомиться, — сказала она, входя в комнату и протягивая матери руку. — Меня зовут Ольга.
— Ну, а меня можно называть Гедвиг, — не слишком приветливо ответила мать. Видимо, ей не понравилась небрежно одетая соседка, живот у которой торчал, как у пятидесятилетней старухи, хотя лицо было совсем молоденькое. А соседка подошла ко мне и тоже протянула руку.
— Встань, Миа, поздоровайся, — раздраженно сказала мать.
Я продолжала равнодушно сидеть, не обращая внимания на молодую женщину. Мне она тоже не понравилась, а тут еще эта неприкрытая бедность! Такой бедности я еще не видела, хоть и достаточно нагляделась, несмотря на свои восемь лет.
— Присаживайтесь, Ольга, — немного дружелюбнее сказала мать и загремела кофейником.
— Какое красивое платье! — совсем как ребенок, радостно воскликнула Ольга, глядя на мое платье из шотландки. Ведь она была всего на двенадцать лет старше меня.
Я нарочно выставила ноги в новых ботинках — пусть видит, что я вообще красиво одета.
Мать накрыла на стол, поставила кофе, покупной пшеничный хлеб и сладкую лепешку, которую всучила нам хозяйка паточного домика «для почина на новом месте». Ольга старалась делать вид, что не интересуется этими лакомствами, но глаза ее были прикованы к тарелке с хлебом и сахарнице.