Хозяин бросил на нее неодобрительный взгляд.
— У нее целая куча своих стихов, — сказала Ольга; и мне показалось, что взрослые онемели от изумления.
— Нет, нет, я совсем не пишу стихов. Я даже не помню, что я написала. Они глупые и плохие, — говорила я, чуть не плача.
— Мы тебя не заставляем, Миа, не бойся, — засмеялся хозяин. — Ну, а теперь чья очередь? Миа и мы с Эльзой уже прочитали, а кое-кто еще и рта не раскрывал. Ну-ка, Ольга…
Но Ольга ничего не помнила.
— Я всегда была такой глупой, даже в школе ничего не могла выучить, — смеясь уверяла она.
Хозяйка смотрела прямо перед собой тяжелым взглядом, и никому не приходило в голову попросить ее.
— Ну, тогда послушайте меня, — заявил Карлберг и пошел:
Мне было стыдно за Карлберга. Что подумают о нем благородные, ученые хозяева. Но все только засмеялись и попросили Карлберга замолчать.
Эту популярную песню знали все, и я в том числе.
Насколько я могу припомнить, до тех пор пока мне не минуло двенадцати лет, эта поездка осталась единственным в моем детстве случаем литературного общения со взрослыми. Это был единственный случай, когда хозяева развлекали гостей чтением, сами охотно его слушали и переживали прочитанное и услышанное.
Хозяину понравилось стихотворение «Весна наступила». Учительница из Хольмстада тоже его любила, а ведь я сама его выбрала, потому что оно казалось мне самым красивым из тех, что мы читали в школе. Никто мне не разъяснял, что оно красиво, я сама это поняла. Значит, людей связывает какая-то таинственная нить, невидимая нить, которая тянется по всему миру. Может быть, об этом говорится в «Странствиях Христианина»?
— Ты читаешь стихи, как молитву! — сказал хозяин.
По дороге в гости мы все время молчали, зато на обратном пути не закрывали рта. Карлберг, который за целый день, бывало, слова не проронит, возвращаясь через Кольморден — все время болтал со мной и с Ольгой. На прощанье хозяева еще раз напоили нас кофе с ржаными сухарями.
Когда мы въехали на освещенную месяцем заиндевелую равнину, Карлберг начал мурлыкать песню. Ольга подхватила, она знала слова. Песня была очень грустная, в ней говорилось про кораблекрушение, измену и смерть. Не успели мы ее окончить, как подъехали к дому.
Я так устала, что была не в силах рассказывать.
— Ты себе не представляешь, какие это благородные люди. У них книжная полка, и потом шкаф, и потом хозяин пишет стихи, — вот и все, что я могла ответить на расспросы матери.
— Нечего сказать, доходное занятие и как раз по плечу кольморденскому сапожнику, — услышала я голос отчима и тут же заснула прямо на стуле.
15
В понедельник после обеда Ольга принесла вещи, которые ей одолжила мать, в том числе и платье, перешитое специально для нее.
— Что ты, Ольга, оставь его себе, припрячь до рождества. К нам приедет погостить свекровь, тебе будет в чем ее встретить. Я все равно в долгу перед тобой. Миа так довольна поездкой, она по уши влюбилась в твоего деверя.
Я перелистывала толстую библию, отыскивая в ней «Странствия Христианина», и, услышав слова матери, побагровела от стыда. «Влюбилась!» Так говорят про жениха и невесту: «Она в него влюбилась, он в нее влюбился!»
Ольга села на диван, а мать вышла проветрить одежду. Ольга, видимо, удивилась и даже слегка обиделась. Когда мать вернулась, она сказала:
— Я сама все почистила, чтобы вас не утруждать.
Напрасно мать поторопилась. Ведь это дело щекотливое. Платье чистят после того, как его надевал какой-нибудь вшивый бродяжка. Мать, видно, сама поняла свой промах, во всяком случае она пробормотала что-то насчет того, что всегда проветривает платье после носки.
— Не подумай, что я брезгаю тобой, Ольга, что я боюсь насекомых или какой-нибудь заразы. Просто я привыкла чистить выходное платье еще с тех пор, как была прислугой. Так это у меня и осталось.
Добродушная Ольга сразу просияла и даже объявила, что, по ее мнению, очень разумно проветривать воскресное платье.
— Когда у меня будет нарядное платье, непременно стану его проветривать, — сказала Ольга. В этот день она была в самом лучезарном настроении.
Я продолжала дуться на мать. «Влюбилась в него!» — сказала она про меня. Никогда не буду ей ничего рассказывать, раз она не умеет держать язык за зубами. Никогда. Сама небось влюблена! Влюблена в отчима! Как только вырасту большая, непременно скажу ей об этом.