Сообщение доктора Бизара о казни Маты Хари
Захватывающее сообщение доктора Бизара (он был коллегой доктора Браля в тюрьме Сен-Лазар) о казни Маты Хари заканчивается так:
«- Ныне покойный начальник тюрьмы господин Эсташ прошептал мне: – Готовятся к последним мерам…
Все присутствующие говорят тихо и бледнеют.
Внезапно сильный голос вмешивается. Капитан говорит: – Пришло время, господа, надо идти.
Поспешно все выстраиваются за ним и сдвигаются по обе стороны ворот, чтобы освободить доступ к внутренней части тюрьмы.
В высшей степени аристократичный полковник гвардии Санпру, который вел прения перед военным судом с неоспоримой деловитостью и уважением, заметив эту толпу, дает краткое и строгое распоряжение, что только немногие уполномоченные люди могут подняться к тюремной камере; всем остальным придется подождать внизу, он сам подал пример этого.
В этот момент продвигается вперед невысокий старик, никто иной, как Клюне, подходит к капитану и обращается к нему с дрожащим голосом: – Извините, капитан, я не чувствую в себе мужество подняться; однако, пожалуйста, скажите ей, что я рядом; она может быть уверена, я не оставлю ее до конца. -
– Я – не ваш посредник, господин адвокат, – жестко отвечает офицер, – если вы должны что-то сказать этой женщине, то делайте это сами. – Адвокат дрожащими ногами следует за этой маленькой процессией.
Сначала пришли в канцелярию на первом этаже; у нее есть прозвище «Авиньонский мост», через нее проходит каждый, кто хочет попасть в сильно разветвленные помещения тюрьмы Сен-Лазар.
Теперь нужно идти по длинному коридору; открытое газовое пламя распространяет слабый свет; чтобы заглушить любой шум, который могло бы заставить заключенную заподозрить неладное, добрые сестры расстелили ковры и циновки под нашими ногами.
Сестра Леонида открывает камеру; офицер спрашивает, взглянув на трех женщин в их кроватях: – Которая? – В середине, – отвечает монахиня.
Мата Хари, который приняла вчера вечером двойную дозу хлорала по моей просьбе, крепко спит; оба сокамерницы все поняли и выпрыгивают, всхлипывая, из своих кроватей.
Сестра, у которой ночное дежурство, стоит на коленях и молится; ее восковое лицо освещено мерцающим светом ночной лампы.
Капитан тормошит осужденную; она раскрывает глаза, пытается говорить; она усаживается, опираясь на кулаки; в этом положении она выслушивает офицера, который начинает говорить в твердом тоне, даже немного возбужденно: – Госпожа Зелле, будьте мужественны, президент республики отвергнул ваше ходатайство о помиловании, пришел ваш последний час. -
Наступает глубокая тишина. В полутени видны только два сверкающих глаза.
Сначала слабым голосом, который, однако, быстро окреп, Мата Хари повторяет минимум десять раз: Это невозможно, это невозможно!
Быстро она вновь собирается с духом; сестра Леонида беспокоится о ней, склоняется к ней, воодушевляет ее. Мата отвечает:
– Ничего не бойтесь, дорогая сестра, я могу умереть, не став слабой, вы увидите прекрасную смерть. -
Я предлагаю ей для укрепления нюхательную соль. – Спасибо, дорогой доктор, – говорит она, – вы увидите, что я не нуждаюсь в этом. – Зато она принимает бокал грога, который подает ей доктор Браль. Тогда она начинает одеваться или, скорее, позволяет одевать себя, причем большинство присутствующих предупредительно выходят.
Я остаюсь поблизости; она еще лежит в кровати; ей подают предметы одежды; ее рубашку, не из грубого льна, как утверждали, а из ее собственной коллекции нижнего белья, которую ей оставили, она поднимается при движении и обнажает ее тело. Монахиня хочет встать, чтобы прикрыть ее собою: – О, не стоит, дорогая сестра, в этот момент стыд здесь уже больше не имеет значения – говорит она, отказываясь.
Постепенно лицо Маты Хари принимает жесткое и гневное выражение; в то время как ее одевают, она произносит продолжительный монолог: – Эти французы!… Если бы я только знала, какую пользу принесет им мое исчезновение из этого мира… Если бы они могли хотя бы, благодаря этому выиграть войну!… Ну, теперь они увидят!… Это ради них я столько трудилась, я, которая вовсе и не француженка…
– Дорогая сестра, пожалуйста, дайте мне мою самую теплую одежду, я чувствую, это понадобится сегодня утром. Дайте мне также мои красивые, маленькие ботинки; нужно быть хорошо обутой, я всегда заботилась об этом. Во время этой беседы танцовщица совершенно спокойно пудрится. Потом она внезапно серьезно говорит: – Я должна поговорить с пастором. -