– Я так волнуюсь! – дрожащим голосом проговорила она. – Даже ноги дрожат.
– Я тоже волнуюсь, – призналась Маля. – Только у меня ноги не дрожат. Я, наоборот, полна сил! Это волнение – как вдохновение!
– Чудная ты, Маля, – проговорила Перова.
Соня Перова была девушкой очень спокойной и уравновешенной, прекрасно пела красивым контральто, и многие считали, что ей надо было заканчивать не балетное, а актёрское отделение, где она быстрее бы сделала карьеру, выступая в водевилях. В своё время так поступили с Марией Савиной. После второго года занятий балетом, обнаружив у неё на уроках вокала необыкновенный по тембру голос, девочку перевели на актёрское отделение, и теперь она уже много лет была одной из самых знаменитых актрис Александринского театра. Но родители Перовой не слушали этих доводов. Они считали, что танцевать в балете благороднее, чем исполнять всякие там водевили, а потому и воспротивились переводу дочери. Матильда слегка завидовала голосу Сони, а та, в свою очередь, завидовала успехам Матильды в танце. Вот и сейчас Перова восхищённо смотрела, как, крепко стоя на пуантах, Матильда легко кидала батманы на девяносто градусов.
В класс заглянула старшая воспитательница.
– Кшесинская! Вы готовы?
– Да, Ирина Леонидовна! – ответила Матильда и вышла в коридор, ведущий к сцене.
Вот оно! Сейчас будет её звездный час.
Занавес подняли, и при первых же музыкальных аккордах, ощутив необыкновенный прилив сил, с очаровательной улыбкой, осветившей всё её лицо, с блестящими от восторга глазами, она сделала своё первое «па». Танец был выстроен на кокетстве с влюблённым в неё юношей. Сыграть это состояние для Матильды было легко, тем более с таким партнёром, как Рахманов! А о технике она вообще не думала. Все движения давались ей без труда.
Когда всё было позади и девушка, кланяясь, присела в реверансе, она посмотрела на первый ряд, прямо в лицо императрице, потом императору и затем уже перевела взгляд на наследника. Она впервые увидела его близко. «Какое приятное лицо», – подумала она. Матильда ощущала расположение к себе всей царской семьи и хорошо видела, что они ей хлопали не так, как она это наблюдала раньше, то есть слегка прикасаясь пальцами одной руки до пальцев другой, а по-настоящему! В третьем ряду она заметила сияющие глаза слегка привставшего с места отца. Феликс восторженно отбивал свои ладони и, если бы было можно, наверняка закричал бы ей: «Браво, принцесса!» Маля и сама чувствовала, что танцевала на таком эмоциональном подъёме, что это не могло не передаться залу.
– Какая прелестная девушка, – сказал император, когда занавес закрыли. – У неё такая радостная детская улыбка и столько грации!
– Да, у этой девушки большой актёрский талант, – согласилась императрица.
– Напомните нам её фамилию, – обратился император к дирекции.
– Кшесинская, ваше величество, – тут же отозвалась наставница женского отделения балетных классов мадам Лихошерстова. – Матильда Кшесинская.
Феликс Иванович гордо выпрямил спину и огляделся. Мол, все слышали, что о моей принцессе сказали Их Величества! Вот так-то!
После экзамена всех собрали в зале большого репетиционного помещения для представления каждого из выпускников лично царским особам. Они стояли в костюмах, в которых выступали на сцене. Вероятно, так императору было легче вспомнить, в какой роли он их только что видел. Согласно традиции, сначала должны были представить воспитанниц-пансионерок драматического и балетного отделений, которые проучились все восемь лет на средства императора, потом приходящих учениц, коей была Матильда, а потом в той же последовательности выводили на поклоны мальчиков. Зная, что она будет представлена самой последней среди девушек как приходящая ученица, Маля не удивилась, что мадам Лихошерстова поставила её во второй ряд, где она со своим маленьким ростом совсем скрылась за спинами выпускниц. Все стояли, замерев в ожидании царской семьи. Стояли на изготовке и преподаватели во главе с директором.
Войдя в зал, император огляделся и вдруг звучным голосом, нарушая все традиции, недоуменно спросил:
– А где же Кшесинская?
Это было полной неожиданностью. Девушки, недовольно оглядываясь на Матильду, расступились. Мадам Лихошерстова, быстро соображая, каким образом теперь поменять всё построение представления, взяла её за руку и подвела к императору:
– Матильда Кшесинская, ваше величество.
Государь протянул руку для поцелуя. Маля с дрожащими от страха коленками, присев в глубоком реверансе, коснулась губами его крепких и толстых пальцев, на одном из которых красовался массивный перстень с крупным топазом, окруженным сверкающими бриллиантами.