Успокоив дыхание и хлебнув воды из фляжки, я снова вошёл в ускоренный режим. Риск истощения стоил того, чтобы повысить шансы в противоборстве с профессионалом. Ведь стрелял я из «Костореза» всего раз в жизни, за что спасибо Пашке и толстяку Георгу. А Ремесленник, красава, словно в воду глядел…Эх!
Растопырившись в тесном пространстве площадки, я обнял пулемёт, как любимую женщину, шепча всякую ерунду, обращаясь к оружию, как к живому существу.
— Давай, эмгэшечка, братец, не подведи. Ведь правда за нами…
Прицелился, мысленно радуясь тому, что устройство прицела практически не отличается от того, каким пользовался я у Георга. И…засадил, от всей души, собрав в кулак злость, досаду и ненависть, скопившуюся за все эти месяцы.
Не дожидаясь результата, сменил ленту, пребольно ссадив с непривычки левую ладонь о затвор пулемёта. И рванул с вышки вниз, для большего ускорения соскочив с лестницы на землю, едва миновав люк.
Уже удаляясь от вышки по направлению к огневой точке противника, отметил, что немецкий пулемётчик продолжает, судя по звездообразным вспышкам стрелять короткими очередями.
Надо же. Не достал я его. Ну ничего, вряд ли он ждёт, что пулемёт прибежит к нему пердячьим паром, да ещё за такой короткий промежуток времени.
Мне повезло: я находился от позиции немецкого пулемётчика уже метрах в десяти, когда понял, что он ведёт огонь по вышке, на которой меня уже нет. Что ж, тем лучше. Это был уже не поединок. Я расстреливал всё пространство пулемётного окопа с холодной яростью, крестя троих охранников очередью и благословляя на новый путь. Вот такое себе благословение Миротворца.
Выходя из режима ускорения, только и успел тяжело вздохнуть, как сознание выключилось, а я рухнул лицом в окоп на тело одного из немцев, залитое кровью и продолжающее содрогаться в агонии.
Глава 25
Сознание вернулось рывком. При этом я испытал целую гамму незабываемых ощущений: было такое чувство, будто я отработал две смены на угольном разрезе, а потом ещё и окунулся в ледяную прорубь. Зубы стучали так, будто в руках у меня был судорожно зажат не молчащий MG, а работающий отбойный молоток.
Вот и познал ты, Гавр, похоже, первый предел выносливости аватара. Хорошо хоть не оказалось кому добить меня в бессознательном состоянии.
— Петро! Петро! Товарищ Теличко, вы живы? Отзовитесь! — голоса Родина и Краснова ворвались через вату, что обморок щедро напихал мне в уши.
— Не дождётесь, бл@! — прохрипел-проорал я. Неизвестность хуже геморроя, — что с охраной?
— Уработали…всех подчистую. Вы-то как, товарищ Теличко? — в окоп забрался взъерошенный Семён с пистолетом-пулемётом в правой руке.
— Тоже, можно сказать, уработался, — я провёл трясущимися пальцами по лицу, с недоверием прислушиваясь к организму. К моему облегчению, кроме приступов утихающей крупной дрожи и сильной слабости, никакого ущерба не обнаружил. Что ж, и то хлеб. Вернее, если быть откровенным, полное его отсутствие. Надо бы раздобыть жратвы какой-нибудь. Свои-то трофеи я впопыхах по дороге подрастерял, — что там с первой машиной? — задал я вопрос, внутренне холодея в ожидании неприятных новостей.
— Выжили только трое бойцов, Петро, — к нам присоединился Краснов, — чудом успели выпрыгнуть из кузова аккурат до того, как бак рванул. Отползали уже под плотным огнём. Почти все целы. Так, подпалились маленько. А водитель и те, что в кабине были, да ещё группа в кузове, короче, девятерых наших положили из этого, — он в сердцах ткнул кулаком ствол моего пулемёта, — и откуда тут только этот окоп нарисовался?! Неделю назад ещё ничего и в помине не было. Эх…
— Всего не предусмотришь, Матвей Фомич, — попытался я ободрить политрука, хотя самому до зубовного скрежета было обидно, — мужиков жалко, но ведь и дело никто не отменял. Надо бы нам поспешить. Что со второй машиной?
— На ходу. Вергелес настаивает, чтобы мы всё равно ехали на двух. Тем более у немцев на стоянке ещё три грузовика. Баки залить недолго. Сейчас наши ускоренным темпом трофеи собирают. Я приказал и в караулках пошарить. Нам сейчас каждый патрон понадобится. Ты, Петро, гляжу, в гости к фрицам прямо с пулемётом прискакал, нашинковал гадов любо-дорого. В упор бил, что ли? — огляделся вокруг Краснов.