— Корниловъ! Корниловъ!—слышатся восторженные голоса моряковъ, провожавшихъ его глазами.
Вотъ онъ уже на пятомъ бастіонѣ. Поздоровался съ солдатами, вставшими въ ружье, и вдругъ видитъ онъ приближающагося къ нему Павла Степановича, котораго Корниловъ едва узналъ, потому что лицо храбраго адмирала все въ крови.
Нахимовъ раненъ! Всѣ это видятъ, но никто не смѣетъ напомнить ему о ранѣ, онъ этого не любитъ.
Не рѣшается замѣтить этого ему и Корниловъ, но все таки слегка напоминаетъ, что лицо его запачкано.
— Это ничего-съ...—спокойно отвѣчаетъ
Нахимовъ. Потомъ можно будетъ умыть-ся-съ.
Вотъ болѣе четырехъ часовъ длится эта канонада. Вдругъ среди общаго гула выстрѣловъ раздался еще болѣе страшный грохотъ и надъ одной изъ французскихъ батарей взвился столбъ огня и дыма, бра-сая изъ себя обломки балокъ и куски человѣческихъ тѣлъ.
По всей нашей линіи, пронеслось громкое «ура»!
Это былъ взрывъ французкаго дородоваго погреба. Орудія въ этомъ мѣстѣ замолчали и когда дымъ разсѣялся, всѣ увидали вмѣсто батарей только груду развалинъ.
Осмотрѣвъ укрѣпленія, Корниловъ помчался къ кн. Меньшикову съ рапортомъ о состояніи укрѣпленій и затѣмъ сталъ распоряжаться снабженіемъ батарей боевыми припасами.
Сдѣлавъ необходимыя распоряженія, Корниловъ поѣхалъ на Малаховъ курганъ.
Надо замѣтить, что Малаховъ курганъ считался самымъ опаснымъ пунктомъ во всей оборонительной линіи Севастополя, и все вниманіе непріятеля сосредоточивалось только на немъ, а потому обстрѣливали его больше всѣхъ.
Многіе офицеры старались удержать
мужественнаго адмирала отъ этого намѣренія, зная, насколько онъ былъ дорогъ для Севастополя и Россіи.
— Поберегите себя, Ваше Превосходительство,—говорили ему окружающіе, мы всѣ ручаемся за усердіе защитниковъ этого бастіона.
— Знаю, что и безъ меня всякій исполнитъ долгъ свой,—отвѣтилъ Корниловъ,— но я самъ чувствую душевную потребность взглянуть на нашихъ героевъ въ минуты ихъ подвиговъ!
Съ этими словами онъ поскакалъ на Малаховъ курганъ.
Тамъ былъ чистѣйшій адъ.
Сосредоточенныя со всѣхъ непріятельскихъ батарей орудія изрыгали изъ себя цѣлыя тучи чугуна и свинца, нанося повсюду смерть. Раненыхъ и убитыхъ едва успѣвали выносить. Адмиралъ слѣзъ съ коня и пошелъ пѣшкомъ по бастіону, ободряя на каждомъ шагу молодцѳвъ-мо-ряковъ, какъ вдругъ ядро упало прямо ему въ ногу и раздробило ее.
Корниловъ упалъ, подбѣжавшая свита и офицеры бросились подымать его.
Опомнясь отъ удара, адмиралъ сказалъ совершенно спокойнымъ голосомъ:
— Ну, друзья, предоставляю вамъ отстаивать Севастополь и не отдавать его!
Послѣ этихъ словъ онъ лишился чувствъ.
Мрачно, снявъ шапки, правожали, съ полными глазами слѳзъ, храбрые моряки своего доблестнаго начальника. ,
Его снесли въ морской госпиталь. Тамъ онъ прострадалъ два часа и передъ своей кончиной обратился съ слѣдующими, памятными всякому, кто слышалъ, словами:
— Скажите всѣмъ, какъ пріятно умирать съ чистою совѣстью. Благослови Господи Россію и Государя, спаси Севастополь и флотъ!
И съ этими словами, герой скончался.
Яо тутъ случилось замѣчательное совпаденіе:
Только что испустилъ духъ Корниловъ, какъ вдругъ, подобно погребальному салюту, грянулъ страшный залпъ изъ всѣхъ орудій непріятельскаго флота; зарокотало бомбандированіе, еще болѣе страшное, какого не было еще никогда! Казалось, враги хотѣли непремѣнно засыпать многострадательный городъ, какъ Везувій своей лавой Помпею, такъ они, Севастополь грудами чугуна и свинца...
Страшный оглушительный гулъ носился въ воздухѣ въ цѣломъ вихрѣ чугуна. То тамъ, то сямъ разражались взрывы пороховыхъ ящиковъ и пространство наполнялось ѣдкимъ пороховымъ дымомъ, въ
которомъ повсемѣстно подобно молніи врѣзались огненныя струи выстрѣловъ.
Не лучше было и самому городу. Его обстрѣливали съ моря калеными ядрами и дома начали загораться во всѣхъ мѣстахъ.
То были тяжелыя и ужасныя минуты, но въ сердцахъ защитниковъ не было робости.
Страшно бѣдствовалъ въ особенности 3-й бастіонъ; въ немъ два раза люди были буквально уничтожаемы всѣ до одного, его орудія умолкали на время, потому что и стрѣлять изъ нихъ было некому, но приходили другіе и снова начиналась пальба.
Тутъ ужъ офицеры и солдаты, безъ всякихъ чиновъ, работали на брустверѣ съ одинаковымъ усердіемъ. Вдругъ при не прерывномъ гулѣ канонады раздался позади защитниковъ страшный грохотъ. То былъ взрывъ пороховаго погреба, и когда дымъ разсѣялся, передъ ихъ глазами предстала ужасающая картина: вся передняя часть бастіона опрокинулась въ ровъ вмѣстѣ съ орудіями и разбитыми въ щепки станками, въ обломкахъ лежали обгорѣлые и обезображенные трупы. Съ непріятельской стороны сквозь общій гулъ доносились торжествующіе крики. Яо на минуту ошеломленные, оставшіеся въ живыхъ, защитники бросились къ двумъ орудіямъ и отвѣтили имъ гранатами.