Хмара кричит:
— Пийшлы!
Летят по местечку хлопцы — семеро, тащат цирюльника, аптекаря, ленты, цветы бумажные.
Батько стоит, и все роты стоят. Ко второй — всех вызвал. Костер запалили. Батько над костром стоит, на хлопцев глядит:
— Партизаны, товарищество! Як неслы Журбу та Чигона в могылу, казали хлопцы: ривный конец на цим свити усим людя́м. Хлопцы! Чи так, чи нэ так?
Молчит отряд — черт его знает, что батько удумал.
— Хлопцы! Цэ нэ так! Товаришши дорогие — смерть не одна на цим свити. Як погибае гайдамак и той, кто руку на народ поднимае, — нема ему ласки. Як погибае червоный боец — наикраща смерть и про цю смерть народ не забудэ. Хлопцы, будэмо ночь стоять, всю ночь, — Журбе и Чигону караулом.
Подозвал Хмару.
— Зробыл?
— Ось (рукой Хмара показал на всех: цирюльника, аптекаря, хлопцев с бельем, лентами и цветами).
Батько цирюльнику говорит:
— Товарищей Журбу и Чигона поброешь и волоса подстригёшь.
И понесли товарищей Журбу и Чигона обратно — несут мимо всего отряда тихо, к хате…
Батько команду дает:
— Слу–шай, на краул!
Несут дорогих товарищей… Снег хрустит, дым от костров к небу подымается…
В хату внесли. Цирюльника в хату послали. Аптекарь стоит:
— Так я не знаю, зачем мертвым аспирин?
— Який?
— Так вот все забрали.
Батько к Хмаре:
— От–то дурный ты, Хмара… Аптекарь — шоб обмывать да наблюдать, як переодевать хлопцев будуть. Идыть, товарыщ аптекарь, в хату…
Свет засветили, на столах уложили товарищей дорогих. Раздели, обмыли, белье чистое надели. Цирюльник боится брить.
— Та нэ бойсь, та цэ ж наш Журба, та цэ ж наш Чигон.
Намылил цирюльник щеки и подбородок Журбе.
Постриг, обрил обоих, умыл лица. Хлопцы просят:
— Вусы пидкрути.
Усы подкрутил. Бабы стоят, плачут.
— Бабы, то ж Журба наш.
Плачут бабы:
— Сыночку риднесенький…
Под окнами, лицом к хате, отряд стоит, не шелохнется. Винтовки к ноге взяты. Костер сзади светит… Почистили от грязи и крови хлопцам убитым всю одежду, утюгами прогладили, зашили. Сапоги вычистили. Вычистили — плохо.
— Хлопцы, блестять чоботы, да покапано.
Блестят сапоги, а по блеску — тусклые капли. Чистили — плакали.
— Хлопцы, що ж так плакалы? Плачьтэ на сторону, шоб блестэло.
Костер горит все ярче и ярче. Народ идет со всех сторон на огонь.
Одели, заправлять стали. Хмара в этом толк знает:
— Пояс бэрить туго. Шапку набок. Ленты по груди пропускай.
Мужики гробы принесли… В гробах — тонкие полотна подостланы. Цветами бумажными их украсили.
Уложили Журбу и Чигона в те гробы и понесли их из хаты.
Отряд шапки снял.
Обратился батько к народу:
— Товаришши! За Украину бьемось, за вас бьемось! Журба и Чигон у нас убитые… Добрые бильшовики, добрые солдаты булы. Наикраща ця смерть, не забудэмо их! Поховаемо их тут, и шоб виками памьять була и шоб береглы могилу!
Подошел батько к гробам, посмотрел на убитых, последнее целование дал.
Идут к гробам люди — мужики, парубки, бабы и дивчата, — целуют Журбу и Чигона. Идут со станции железнодорожники, с бронепоезда — матросы.
Свет от костров…
Отряд стоит…
В чистые, крепкие губы целую и я товарищей мертвых своих.
Ленинград
1930 г.
ПЕСНЬ БРАТЬЯМ МОИМ, МАТРОСАМ–КОММУНАРАМ
Если счет с Октября — по четвертому году служат матросы Революции… 1920 год уже идет…
Сколько их было в 1917–м! Уходит отряд из Кронштадта…
Черная с золотом цепь матросская не умела ложиться и флотским великолепным шагом — ритм волн — била землю. Не бояться! Не бояться! Идут матросы в бой, и горят золотые имена кораблей на ленточках бескозырок. Встретился им на Каме полк офицерский — «Непобедимый» — Колчака. Одну ночь просит черная цепь, идет — и нет больше «непобедимых». Заплакал тогда Колчак. Мужская же слеза дорога и редка.
Еще шестью триста ушло. Синие воротники, ветром колеблемые, и опять черное с золотом… Прощай, Кронштадт родимый!
Ни один не вернулся в Кронштадт. Легли все в Предуралье, у Кунгура, под селом Кузнецовским — в холодном лесу. Шестью триста — первый кронштадтский морской полк.
Какое дело, пойдут другие — живые!
Еще отряд ушел — на Волгу. Могил не осталось, по теченью один за другим пошли матросы.
Какое дело, пойдут другие — живые!
Еще девятьсот ушло. Старой славы георгиевские ленточки вьются, и золото над глазами… Черноморцы! Держат винтовки на руку, проходят в девятнадцатом году Украину и Крым. Здравствуй, родимый Севастополь! Наша бригада пришла!