Краешком сознания Джо отметил, что это был химический каламбур. Откуда английскому оборванцу из Кларкенуэлла знать химию?
Но сейчас об этом думать бессмысленно.
– Эм, – набравшись смелости, спросил он, – здесь есть книги? – раз уж нельзя ничего изменить, то бегство в воображаемый мир – не худшая идея.
– Здесь есть библиотека. Она создана в воспитательных целях, – судя по виду медсестры, она явно считала, что немного воспитания пациенту не повредит. – Разумеется, там только французская классика.
Слово «классика» навевало мысли о тяготах жизни в трущобах и о падших женщинах, которые всегда оказывались слишком скучными, чтобы пасть по-настоящему.
– А что-нибудь на английском? – спросил Джо без особой надежды.
Сестра воззрилась на него.
– Где вы, по-вашему, находитесь?
Не дав ему ответить, она прошла к открытой двери и исчезла в коридоре, презрительно фыркнув.
Он сунул руки в карманы и выложил их содержимое на стол.
Среди вещей нашлось несколько новеньких, только отчеканенных франков, на которых Наполеон IV выглядел его ровесником. Еще Джо обнаружил сигареты. Это были самокрутки, но табак пах приятно. Из кучки, вынутой из того же кармана, он извлек жестяную банку с эмалевой крышкой и крошечным изображением корабля. Сначала Джо решил, что это табакерка, но потом открыл ее и увидел внутри спички. Во внутреннем кармане оказалось два билета на поезд. Два места от Глазго до Гар-дю-Руа. При проверке билетов контролер оторвал «Глаз».
Его сердце замерло и сжалось. Два билета.
Джо повернулся к двери, чтобы догнать медсестру, но потом понял, что не знает, кого ему просить отыскать. Он в смятении отложил билеты и, решив последовать совету доктора и немного отдохнуть, пошел вниз – осмотреться. Джо старательно убеждал себя, что мужчина, который ему помог, заметил бы, будь он не один, или что он случайно подобрал чужой билет, – и все же никак не мог избавиться от ощущения, словно разминулся с тем, кто его искал. Чем больше Джо думал об этом, тем сильнее уверялся, что прав.
Он снова попытался восстановить в памяти поезд, вагон, вспомнить, была ли с ним брюнетка, которой шел зеленый цвет, но не мог.
– Мэделин, ну же, ее зовут Мэделин, – сказал Джо вслух, пытаясь обмануть свой разум и хоть одним глазком заглянуть за завесу беспамятства.
Но тщетно.
Он надеялся, что она его ищет.
Остаток дня Джо в смятении блуждал по открытым комнатам на первом этаже и по саду, засаженному вишневыми деревьями. То, что последний его так впечатлил, наводило на мысль, что ему нечасто приходилось бывать в садах, но это была лишь догадка. Потом Джо пытался читать книгу, но безуспешно: сдавленность в груди то и дело давала о себе знать, и он не мог сосредоточиться. Так что он взялся за газеты. В них освещались самые обыкновенные события. Император прибыл из Парижа и проведет сезон в Букингемском дворце; в парке Сен-Жак всю неделю идут публичные празднования с фейерверками. По окончании длительных работ по возведению подземной сети обогрева виноградников цены на плантации в Корнуолле взлетели до небес, как и цены на рабов, поскольку многие из них были истрачены на строительство и обслуживание системы подачи горячего воздуха. Рынок невольников в Труро, обычно процветающий, сейчас практически опустел. В разделе вечерних объявлений Джо обнаружил свое имя. Джозеф Турнье, потерявший память пациент Сальпетриера, ищет родственников.
Ничего не менялось. Всю ночь он сидел без сна, старательно прислушиваясь к собственной памяти. Чем больше Джо прислушивался, тем сильнее ощущал звенящую пустоту. Но это крошечное воспоминание о Мэделин было настоящим. При мысли о ней Джо видел ее лицо и потому вспоминал ее изо всех сил. Джо сообщил ее имя доктору. Тот обещал передать его полиции, но недобро посмотрел на Джо, когда он сказал, что так и не вспомнил, где живет. Вторник – последний день его пребывания здесь – неумолимо приближался.
В субботу утром к нему наконец пришли, но такого Джо не ожидал: перед ним предстал одетый с иголочки господин в лиловом галстуке. Когда доктор привел визитера в комнату посещений, Джо замер, гадая, что он мог сделать этому господину, но тот выдохнул с облегчением и улыбнулся.