Джо кивнул.
– Как паспорт.
– Именно так, – месье Сен-Мари погладил его по пояснице. – Мы не допустим, чтобы ты снова потерялся. И не бойся о чем-то забыть. Тебе ничего не продадут, пока ты не покажешь продавцу печать. На обороте карточки перечислено то, что тебе покупать запрещено. Никакого алкоголя и острых предметов. Разумеется, в списке покупок ничего такого и нет, но ты понимаешь. – Джо наблюдал, как Сен-Мари пытается придумать какую-то причину, не связанную с возможной попыткой бегства. Хозяин из кожи вон лез, убеждая Джо, что вовсе не думает, будто его прошлое исчезновение объясняется этим. – Вдруг дети попросят тебя что-нибудь им купить или что-то вроде того.
– Да, понимаю.
– Вот и умница, – он схватил Джо за руки, и его глаза увлажнились. – Ты точно не против пойти с Анриком?
Джо улыбнулся. Он понимал, почему Элис все это раздражает, но, учитывая его состояние, лишь радовался, сколько людей печется о том, чтобы он находился там, где должен, и всегда был под присмотром.
– Точно.
– Чудесно. Вот список. Если не вернешься через час, я пошлю жандармов тебя искать. Поцелуй меня, мой милый мальчик.
Джо сделал, как ему было сказано, подавив желание увернуться. Вблизи кожа Сен-Мари напоминала гофрированную бумагу, которую кто-то смял, разгладил, а потом надолго оставил на солнце. От него пахло старым одеколоном, и Джо чувствовал на себе этот запах еще долгое время после того, как прикасался к Сен-Мари. Но злить его явно не стоило. Жандармы всегда были рядом.
Анрик не поддержал Джо. Его хозяйка постоянно требовала от него самых безрассудных вещей, и, по его словам, он бы только радовался, если бы все, чего она хотела, – лишь поцелуя в щечку время от времени. Анрик мрачно обмолвился, что предложил бы Джо поменяться, да тот немедленно запросится назад к Сен-Мари, стоит ему неделю порыскать по прилавкам в поисках колибри, перья которой пойдут на подушку для кукольного дома.
– У дикой утки перья такого же цвета, – сказал Джо и тут же удивился собственным словам. Он пока плохо знал самого себя и не ожидал, что окажется таким изворотливым.
Анрик велел ему не умничать, но Джо заметил, как приятель заглядывается в окно лавки мясника.
На стене лавки была надпись на английском. Она гласила: «ГДЕ ВСЕ??»
Джо почувствовал, как его желудок сделал сальто. В чем была причина, он не знал, но что-то в его организме явно дало сбой.
– Что это значит?
Анрик едва удостоил надпись взглядом.
– Тьфу, недоумки, – сердито сказал он. – Сейчас идут выборы. То, что случилось с тобой, – эпилепсия, ложные воспоминания – это не редкость. Только вот кое-кому не хватает ума понять, что такое эпилепсия. Они думают, что потеряли родных, что правительство напичкало их наркотиками и тем временем уничтожило все документы.
– А это возможно? Что их напичкали…
Анрик фыркнул.
– Ну, моя хозяйка водится с одним джентльменом, который заседает в сенате, и, если судить по нему, правительство и китайца-то опиумом одурманить не может, что уж говорить про целую Англию.
Приятель сжал плечо Джо и больше ничего не сказал.
Джо пришлось признать, что он не представляет, как и зачем кто-то мог бы устроить подобное. Но, увидев эту надпись впервые, стал встречать ее повсюду: на бортах старых повозок, в общественных туалетах (в учетной карточке даже там следовало ставить печать), а однажды – на стене собора Святого Павла. Каждый раз, когда Джо ее видел, он думал о Мэделин.
Через три месяца истек тридцатипятилетний срок, который Джо должен был отработать, чтобы расплатиться за чердак, и он официально получил свободу. Месье Сен-Мари устроил праздничный ужин и за бокалом вина расплакался. Джо обнял его. Он чувствовал себя виноватым. Сен-Мари не молодел, состояние таяло, и он больше не проводил сезон в Париже. Почти все друзья от него отвернулись, и сейчас он, должно быть, ожидал того же от домочадцев.
– Я знаю, ты уже взрослый, знаю, но ведь я купил тебя еще совсем крошкой. Я с ужасом думаю, что придется отпустить тебя на все четыре стороны и о тебе будет некому позаботиться…
– Ах вы дурачок, – сказал Джо. Он был тронут. – Не надо меня никуда отпускать. Я останусь жить на чердаке. Не зря ведь я столько работал.
– Ты не уйдешь?
– Нет, – сказал Джо и улыбнулся, увидев, что у Сен-Мари вырвался смех облегчения. Впервые с тех пор, как он оказался на Гар-дю-Руа, Джо почувствовал, что у него есть дом.
Элис была в восторге от новообретенной свободы: она сожгла все свои старые учетные карточки в горшке на подоконнике и выкрасила серое повседневное платье вином в бордовый цвет. Но Джо не разделял ее радости. Он чувствовал себя беззащитным, выходя на улицу без карточки с печатями и без Анрика. В ту неделю, когда Джо ходил искать работу, – тогда как раз испортилась погода – его дважды без всякой причины остановили и обыскали жандармы. Во второй раз за вопрос «в чем дело?» он получил удар дубинкой под ребра. Когда он рассказал об этом Сен-Мари, тот вырезал из его пальто тартановую подкладку. Это огорчило Джо куда сильнее, чем он готов был признать: эта клетчатая ткань была одной из немногих вещей, оставшихся у него от того времени, которого он не помнил, – но с тех пор жандармы его больше не останавливали.