В его темных бровях, в меру густых, таких, которые, как я заметил, чаще всего встречаются у очень способных, одаренных юношей, было тоже нечто женское, а лоб, мощно собранный над широкой переносицей, был как бы рассечен короткой вертикальной морщиной, глубоко черневшей треугольной зарубкой.
С недавнего времени он почему-то отрастил волосы, и они разваливались посередине лба на стороны, придавая несвойственный ему вид семинариста, никак не соответствующий тому образу Маяковского – футуриста, новатора, главаря, который сложился у меня с первых дней нашего восьмилетнего знакомства, то есть с самого начала 20-х годов.
Теперь, когда он стал памятником, очень трудно представить его себе не таким, как на площади Маяковского, на невысоком цоколе, с семинарскими волосами. Между тем почти все время, за исключением самого начала и самого конца своей писательской жизни, он коротко стригся, иногда наголо, машинкой под нуль, и его голова – по-моему, иногда даже просто начисто выбритая – определенностью своей формы напоминала яйцо.
Ольга Дмитриевна Форш (урожд. Комарова 1873–1961), писательница, художница:
Маяковский, по своему большому росту, был сразу отличен от всех. Он стоял, прислонившись к деревянной колонне, и хотя отвечал говорившему с ним, но думал о чем-то своем и грозно смотрел перед собой.
– Ангел… – начал мосье Франсуа.
– Которая? – оживилась Алиса.
– Я не про даму, я про поэта. Это его написал художник на стене киевского собора. Ангел страшного суда, он держит в руках весы правосудия. То же самое грозное лицо.
Во весь голос
Алексей Елисеевич Крученых:
Голос, этот самый совершенный инструмент, математически точно воспроизводящий мысль и образ, краски и звуки, и все многообразие бытия, – полонил Маяковского и был покорен им. Поэт подчеркивал это даже в названиях своих книг: «Маяковский для голоса», «Во весь голос». Все вещи Маяковского написаны для громкого чтения, для эстрады, для площади. Маяковский весь в голосе, и даже собственные живопись и рисунок он поставил на службу своей поэзии.
Софья Сергеевна Шамардина:
Он любил свой голос, и часто, когда читал для себя, чувствовалось, что слушает себя и доволен: «Правда, голос хороший?.. Я сошью себе черные штаны из бархата голоса моего…» Льется глубокий, выразительный, его особого, маяковского тембра голос.
Лили Юрьевна Брик. В записи Григория Израилевича Полякова:
Голос <…> не был богат интонациями, но достаточно выразительный. Говорил размеренно, со средней быстротой, с большой напористостью и убедительностью, скандировал слова. Подобно остальным движениям, речь не была плавной, но часто имела резкий, обрывистый, «глыбистый» характер, слова произносились звучно, внушительно, как бы «падали».
Любил напевать, но чрезвычайно при этом фальшивил, вследствие полного отсутствия музыкального слуха.
Галина Дмитриевна Катанян:
У него глубокий бархатный бас, поражающий богатством оттенков и сдержанной мощью. Его артикуляция, его дикция безукоризненны, не пропадает ни одна буква, ни один звук.
Василий Абгарович Катанян:
Надо было увидеть его после «квартирного тихо» на эстраде, чтобы понять, что этот голос, хотя и по росту, но совсем не резкий, густой и приятный, имеет свойство разрастаться, заполняя тысячные залы без остатка, что есть в нем, когда нужно, рявкающая сила, сотрясающая стекла и колонны.
Иван Васильевич Грузинов:
Сильное впечатление на слушателей производил огромный голос поэта, которым он в совершенстве владел. Это металлический бас, изредка переходящий на высоких нотах в фальцет: обыкновенно высокие ноты произносились фальцетом при длительном чтении стихов. По-видимому, от переутомления.
Алексей Елисеевич Крученых:
Можно сказать, что голос Маяковского был лучшим показателем его поэтического здоровья.
Трудно указать в мировой литературе поэта, стиховая техника которого была бы так тесно связана с его голосовым аппаратом, как это было у Маяковского. Грубые, грузные слова, например, несомненно были обусловлены могучим нижним регистром баса Маяковского. Правда, в его диапазоне были и звенящие верхние ноты. Но именно они часто переходили в фальцет, в визг, ими прорывалась стихия скулящей лирики, всяческого упадка и сомнения в себе.
Полное владение Маяковского своим голосом совпадало с наиболее благотворными периодами его деятельности. Именно в это время он особенно охотно и блестяще выступал перед аудиторией. В эти моменты поэт был убежден, что каждое его слово –