Тот факт, что большинство крупных городов (впрочем, население каждого составляло не более 10% населения столицы), особенно столицы провинций, большие рынки и порты менялись в ту же сторону (Лион опередил города атлантического побережья), доказывает (когда идет строительство, не стоят на месте и другие дела), что у большого государства хватало и ресурсов, и энергии. В созвездии больших городов Лион продолжал блистать шелкоткацкой промышленностью, ярмарками, сохранив за собой роль торгового перекрестка, но утратив решающее влияние в банковской сфере: за королями и королевами Медичи в Париж последовали итальянцы — давние корифеи этого дела.
Море
Из полудюжины крупных портов отправляли на далекие расстояния товары, обогащавшие Францию: зерно, вина, водку, полотно, сукно, соль из коней, находившихся между Бурнефом и Буржем (с ней конкурировала более дешевая соль из Сетубала). Марсель, несмотря на нападения берберов, извлекал честный доход из перевозок товаров в порты Леванта и дружественной Франции Османской империи. В то время, когда уже начинали выручать огромные барыши от торговли кофе, сахаром и рабами, Бордо, Нант, все еще ослабленная Ла-Рошель и Руан, жестоко конкурировавшие с голландцами, снабжали «север» (то есть ту сторону), Англию, Испанию и Вест-Индию (колонизация Антильских островов только начиналась) ценными французскими товарами, которые в этих странах не производились (или производились в малых количествах) и за которые часто платили «золотом и серебром». Быстро развивался порт Сен-Мало: его флот выдвигался на первые роли, снабжая все побережье, вплоть до Италии, треской, выловленной у берегов Новой Земли. Эта рыба была главным блюдом во время поста наряду с голландской селедкой. Смелые моряки из Сен-Мало отваживались плавать по морям южного полушария, где заняли главенствующее положение полвека спустя.
Сегодня нам трудно вообразить, как много парусных суденышек рыбаки каждый вечер вытаскивали на ночь на заброшенные маленькие пляжи: все они занимались прибрежной ловлей рыбы и каботажным плаванием: главными тут были бретонцы из Анвера[34] и Галисии[35], которых знали повсюду — от Гамбурга до Кадикса.
Эта разнообразная деятельность не прекращавшаяся ни на один день, требовала от людей большого мужества (чтобы о ней рассказать, понадобилась бы целая книга), но не обеспечивала устойчивости в жизни, и сегодня мы это хорошо понимаем.
Неопределенность ситуации
Конечно, в то время имел место некоторый застой: та эпоха, середина XVII века, склонялась скорее к приукрашиваемой старине, чем к будущему с неясным прогрессом: из всех счастливых нововведений (хотя французы с недоверием относились к любым новшествам) мы можем назвать внедрение в 1630—1640 годах на юго-западе страны мексиканской кукурузы, ввезенной через Испанию; расширение (весьма умеренное) площадей под возделывание искусственных кормов (физиократы[36] скажут, что это их открытие!) — таких, как эспарцет или люцерна; улучшение качества железа для лемехов, отвалов и вил; два или три нововведения в текстильном производстве: отбеливание тонкого льняного полотна (его привозили из Хаарлема[37] через Камбре и Сен-Квентин); овладение, благодаря все тем же голландцам, техникой углубления, сдерживания плотинами и осушения болот в низовье Сены, у горы Сен-Мишель, в междуречье Луары и Жиронды и кое-где на юге. Упомянем еще об одном усовершенствовании, датируемом 1640—1641 годами: французы научились чеканить великолепные луидоры (золотые и серебряные монеты); они пользовались огромным спросом и имели хождение по всей стране. Огромное количество отчеканенных монет (около 70 миллионов ливров за три года, если верить Спунеру) показывает, что в стране был большой запас металлов для чеканки монет, причем металлы эти не добывались, а импортировались. Франция производила и продавала ценные товары, а вырученные деньги копила, как Гарпагон, собрав тонны золота и серебра.
Здесь была заключена огромная сила. Слабости этой экономики (помимо более чем незначительных успехов) проистекали из того, что можно назвать ее неустойчивостью, неравенством производителей и определенной неприглядностью, впрочем, обманчивой.
Неустойчивость сельскохозяйственного сектора была связана с естественными факторами: холодной зимой, слишком жарким или — еще хуже — сырым летом, когда гниет зерно (погибает половина урожая), и виноград (потери при его сборе еще больше). Спекулянты выигрывали благодаря неизбежной дороговизне, а простые крестьяне серьезно страдали; страдали и горожане, поскольку цены на хлеб взлетали втрое, они терпели лишения, голодали, переживали эпидемии. В годы, когда выдавалось слишком сухое лето, начинались эпизоотии (в те времена об этом заболевании мало что знали!), иногда погибала треть всего поголовья скота, восстанавливавшегося очень медленно и стоившего дорого, особенно если речь шла о необходимости немедленной покупки новых лошадей.
36
Физиократы — последователи физиократии, экономической доктрины, которая рассматривает землю единственным источником богатства и предполагает, что на ней существует «естественный порядок». —