— Что-то многовато Чирьяковых хвостов в этой истории торчит… — задумчиво произнес Хак, делая глоток. А я мысленно с ним согласился — многовато.
— Мурза сейчас считает тебя Крестовским внуком, специально заходил на тебя посмотреть. Но когда он поймет, что ошибался, а ошибаться он не любит… — подручный криминального босса сделал многозначительную паузу.
— Убьет?
— Зачем так сразу — убьет? Переломают тебе в темной подворотни руки-ноги, и живи себе дальше.
— Хорошая перспектива, ёпта!
— Давно хотел спросить — что за «ёпта»? — свернул с темы Хак.
— Руна, — смущенно ответил на его вопрос, — Обозначает условие «или-или». Развилка. Зато звучит как ругательство.
— Угу, — кивнул собеседник, принимая мое прозаическое объяснение, — Я-то думал! Я тоже, бывает, «развилкой» ругаюсь. — И выдал совершенно непечатное.
Черт! До его тирады слово «развилка» было для меня ясным и однозначным, обозначавшим нейтральную логическую функцию. Теперь же, чувствую, до конца жизни даже при составлении простейших цепочек постоянно буду вкладывать в невинное условие новый смысл. Да и ругаться теперь этим словечком резко стало неловко. Ёпта!
Но что-то я отвлекся, когда передо мной стоят вопросы поважнее будущего предположительного смущения.
— С чего вдруг такая благотворительность? — додумался я поинтересоваться спустя небольшое время. В сложившейся ситуации Хаку совершенно необязательно было просвещать меня о возможном неудовольствии его босса.
— Видишь ли, Кефаль… — и в ответ на новый пробежавший по моей спине табун мурашек проницательно заметил, — или правильнее Кефаль-младший? Юниор, как любят выражаться в европах?
— «Джуниор», — машинально его поправил, продолжая глядеть исподлобья.
— Джуниор?.. Не, мне «юниор» больше нравится. Наливай свой клопомор, такие дела на сухую не чирикают.
Пришлось нацедить себе новую микродозу.
— С Крестом, как я уже говорил, у меня имелся «гешефтик», поэтому общался я с ним чаще других, хотя великими корешами мы не были. В свои секретики Крест меня не посвящал, про семью-то узнал из-за должка своего. Но как-то раз старик наплел о некоем друге юности — Кефали… смекаешь, к чему клоню?
— Пока нет.
— Жаль. Но остальное я дам только под слово.
Слово и слово на слух звучало одинаково, но интонацией вор выделил правильное значение — он хотел от меня клятвы, как от мага.
— Нет, — с ходу отмел его предложение, даже не выслушав.
— Тебе не дорога жизнь? — подобрался Хак, явно не ожидавший категоричного отказа. По его сценарию я, наверное, должен был сейчас пуститься в расспросы, уточняя условия.
— Нет, потому что нет. Ты просто не знаешь, чего просишь.
— То есть факт, что ты можешь его дать, ты не отрицаешь…
Рука потянулась дать себе по губам, а толку-то? Проговорился, ёпта! Еще б фонарь на лоб вывесил! Волна гонений на магов никак не желала утихать, наоборот — ширилась. Ищейки государя-наследника уже начали перетряхивать мелких кустарей, не имеющих даже «вуали», чего уж говорить о тех, кто имел полсотни единиц и выше!
Затравленно сжал кулаки, но всласть поистерить не получилось — внутри меня подняло голову другое чувство: то самое, что я называл гордостью, а отец Никодим, преподававший в нашей гимназии «Слово божие» — гордыней. Кто есть сидящий передо мной мужчина, хищно торжествующий сейчас от загнания меня в угол? Обычный бандюган, чуть поумнее других, чтобы уже не воровать самому, и только! А я романтикой каторжного братства так и не смог проникнуться, пусть и варился в ней последние месяцы — не после Рождества, когда на собственной шкуре ощутил все «прелести» положения жертвы, лишившейся последнего. И как бы Хак ни притворялся добреньким и сочувствующим, он ничем не лучше забулдыг, поживившихся за мой счет.
Охваченный поднимающимся гневом я начисто игнорировал факт, что и приютивший дядя Жора-покойничек не праведным трудом свои капиталы нажил, и что папаня мой в юности нимб не носил, да и сам я, исправно поставляющий ворам их воровской инструмент, тоже не мог претендовать на звание законопослушного гражданина. Моя ненависть сконцентрировалось на одном-единственном персонаже, в данный момент небрежно качавшем пустой стакан между пальцами.
И это ничтожество мне угрожает?
Мне?!
Артефактору! Папа учил на совесть, а его многолетняя школа что-то, да значит! Не обратился бы ко мне казненный зимой «мистер Дед», если бы смог получить помощь у признанных авторитетов.