— Машка, ходу! — скомандовал, едва вынул ключ из замочной скважины.
— Почему она так тебя назвала? — крикнула девушка из своей комнаты, где быстро-быстро переодевалась во врученную ей мальчишечью одежду.
— Потом расскажу!
— А почему мы торопимся? Все же уже сделано? За нами кто-то гонится? — посыпались новые вопросы.
— Маша! Лавка продана, но кто сейчас это знает, кроме Хака?
— А почему, кстати, Хаку, ты же Мурзе хотел? — немного несвоевременное любопытство не желало утихать.
— Хаку, потому что так получилось, Мурзе немного не до покупок. А бежим мы еще потому, что ты по-прежнему богатая наследница, а сейчас еще не привязанная ни к какой недвижимости. Много надо, чтобы тебя ограбить?
— Да, — пыхтя, отозвалась, — Ирина Львовна несколько раз кого-то шугала…
— Вот видишь! Маш, потом все расскажу и объясню. Готова?
— Готова, — откликнулась девушка, показываясь в гостиной. Из обзаведшейся женственной фигурой Марии мальчик вышел не очень, вся надежда на темноту и мешковатую куртку. Будем надеяться, приготовленной маскировки хватит.
— Присядем на дорожку? — предложила она.
— Присядем.
Усевшись на диване, взглядом обвел покидаемое помещение, вспоминая, все ли взял? Квартиру и лавку я продал, но в договоре ни слова не говорилось об обстановке и личных вещах. Понятно, что за короткую насыщенную неделю перетащить все через оборудованный Крестом или кем-то до него потайной ход я не мог, но все мало-мальски ценное хранилось теперь в запароленной банковской ячейке, дожидаясь более спокойных времен. Туда же переехали раритеты из библиотеки дяди Жоры. Аренда хранилища влетела в копеечку, но продажа любой вещицы из сохраненного барахла оправдает все траты.
Ёпта! Подпрыгнул на диване и тенью метнулся в покинутую спальню. Идиот! Как я мог забыть?! Бомба!!!
И под кроватью, и под столом, и в шкафу, — больше спрятаться громоздкому чемодану негде — бомба отсутствовала.
— Потерял что-то? — спросила Мария, наблюдая из дверного проема за моими метаниями.
— Да. Веру в любовь, — зло отозвался я на ее вопрос, — Не находила?
— Н-нет… — моей мрачной шутки Машка не поняла.
— Ну и пес с ней!
Пробираясь под прикрытием накрапывающего холодного дождика темными подворотнями к вокзалу, остановился у неприметного домика. Согласно разработанному плану здесь следовало подкинуть во двор прощальный подарочек Мирзоевым, получившим расчет рано утром в день найма Христ. Простой «огневичок», предназначенный вызвать пожар с задержкой в несколько часов, в переносном смысле жег руки, но, стоя в тени ворот покосившейся халабушки, я никак не мог решиться забросить грубо сляпанный артефакт на худую крышу.
— Мы кого-то ждем? — шепнула из-за спины несостоявшаяся жертва козней одного маленького семейства. Семейства, ставшего для меня символом всего грязного, что есть в мире. Даже их фамилия из раньше нейтрально звучавшей стала ассоциироваться с мерзостью!
Искусственная попытка накрутить себя ожидаемого отклика в душе не нашла. Какая-то мутная пенка поднялась, но вовсе не испытываемое раньше справедливое негодование. Мало ли грязи я видел и еще увижу?
— Петь, — снова раздался тихий шепот из-под мышки, — Тебе опять плохо? Живот болит? Голова кружится? — прохладная ладошка коснулась лба, загоняя поднятую пену обратно.
— Нормально все уже, — обхватил своей ладонью тонкие пальцы, убирая их с головы, — Пошли, немного осталось, — и крепко сжал другой рукой два витка проволоки с нанизанными рунами, ломая и сминая их.
Они собирались навредить Машке, я собирался их убить. Мы в расчете.
Возможно, я когда-нибудь и стану больным ублюдком, легко убивающим не за действия, а только за намерения, не буду зарекаться. Но не сегодня.
Граф Сюткин, нашедший новую цель в жизни, не желал останавливаться, вдалбливая в голову Василия все новые и новые приемы по управлению государством. Ученик ему достался благодарный, к тому же часть получаемых знаний хорошо ложилась на усвоенную в детстве базу, но никто не снимал с Красного генерала забот об его несчастной армии! Гудящая от постоянного недосыпа голова периодически отказывалась работать, путая даты, имена и понятия.
— Сделаем перерыв! — сжалился как-то Андрей Викентьевич, вдосталь поиздевавшись над клюющим носом князем, — Мой вам совет — выспитесь, наконец!
— И рад бы, но после обеда опять совещание у государя, — даже наедине оба собеседника произносили титул самопровозглашенного императора с преувеличенной почтительностью, лишь взглядами выдавая истинное отношение к его носителю.