— Мы рады, что вы выбрали наш отель, господин Минихузеев!
— Минихузеев?..
— Ильяс Равильевич, — понятливо прогнулся портье в поклоне.
Пришлось добавить еще десятку, не обеднею.
Пока не стукнуло восемнадцать, обнародовать свои ФИО я не собирался: я был богат, но все же не настолько, чтобы за судьбой отцовского состояния пристально следили миллионы глаз. А насчет собственных морально-волевых качеств обольщаться не приходилось: при планомерной обработке подпишу отказ от наследства как миленький, жизнь показала, что обереги не панацея. Да и снять их при некоторых усилиях можно, разбитые суставы для пытливого ума не преграда, уж в крайнем случае — вместе с пальцами. Вот использовать кому-то другому — для этого надо моим близким кровным родственником быть, а лишить защиты — запросто. И то, что моя смерть в планы «опекуна» не входила — в этом случае деньги отошли бы на благотворительность — слабо утешало. Так что до четвертого марта вход в контору «Путятин и сыновья», занимавшейся отцовским наследством, был мне заказан. Ничего, я и у «Валькирий» заколотил немалые для обывателя деньги, на мои нужды хватит!
Добираясь до бара с прозаическим названием «Пиво и рулька», лениво раздумывал: есть ли где-то кабак «Вино и ветчина» или «Водка и холодец»? И можно ли, опираясь на фантазию держателей питейных заведений, собрать из запчастей целого кабана? По всему выходило, что нет: «Сердце борова» или «Мозги хряка» не вписывались в концепцию — недостаточно пафосно. А без сердца и мозгов животинки не выйдет, такими только люди бывают.
Кабак, где отирались наемники, порадовал почти забытой за месяцы путешествия атмосферой — обстановка другая, но если закрыть глаза, почти как в Слободку вернулся. Адреса точек заставил заучить Санни еще на первых порах знакомства. Несколько названий потом подкинула Мадлен, но там были места сбора техников. Тоже из разряда «только для своих», но в них я собирался появиться, только если нужны будут деньги.
— Ути-пути! Кто это тут у нас такой сладкий нарисовался? — поднялся с места сидевший у стойки здоровяк. Первая часть проверки началась.
Охранника узнал по эксклюзивной татуировке — брат ее подробно описал, и вряд ли найдется еще один шутник, набивший на предплечье… скажем так, мое второе прозвище.
— Привет тебе от Санни, Малыш! — и подкрепил пароль распальцовкой, не приведшей, однако, к нужному результату.
— Что?! — взревел вышибала, — Этот гавнюк!.. — и захлебнулся собственными зубами. А я ведь до последнего сомневался: брать или не брать кастет? Но стоило вспомнить нравы Слободки, как гнутая железка сама скользнула в карман пальто. И так-то неспортивно, а сорок четыре замаскированных руны — не чета грубо сляпанному прототипу — кого угодно надолго отправят созерцать фейерверк перед глазами.
— Не тебе, Малыш, поганить это имя! — когда не особо крупный юноша называет огромного лба Малышом — это нормально, не я виноват в специфическом юморе наемников, присваивающих клички. Но то, что я проговаривал эти слова, возвышаясь над лежащим вышибалой, многих впечатлило.
— Пива? — невозмутимо спросил толстый бармен, когда я подошел к стойке, — Кумыса не держим.
— Темного чешского.
— И как там?..
— Пыльно.
Обмен короткими репликами показал, что пошел второй этап проверки. Но она не потребовалась, потому что меня окрикнули из глубины зала:
— Кабан!
Обернулся на зов. В который раз убеждаюсь, что мир тесен — окликнул меня наемник, которому когда-то перенастраивал отцовский браслет.
— Рулька, это Кабан! — представил меня бармену неспешно перешагнувший через тело все еще пребывающего в стране снов Малыша, подошедший к стойке Клещ, — Я его знаю. Рунист от бога, трофеи взламывает влет.
— Привет! — поздоровался с неожиданным поручителем.
— Привет! — удостоился сначала крепкого рукопожатия, а потом не менее крепких объятий, — Кабан! Если б не ты! И не тот браслет!
— Жарко пришлось? — понимающе спросил знакомого.
— Не жарко — адски жарко! Защита держалась, как видишь, живой, но и то досталось! — он с готовностью продемонстрировал еще красный уродливый рубец выше локтя.
Пристальное внимание, вызванное в баре моим появлением, пошло на спад. Хотя отметил, как некоторые буквально насторожили уши после слов Клеща — говорил он громко, а чистый, непривязанный ни к кому артефакт мог стоить заоблачную цену, и у кого-то в загашнике наверняка валялось что-то подобное. Меньше всех заинтересованным выглядел сам бармен. Ну-ну, верю-верю!