Уже почти под утро разогнулся и со стоном отбросил раскуроченное украшение. Если выражаться языком Санни, то явный новодел, хотя и стилизовано под древность. Артефакты древних вообще были мифом, руноведение или, как его реже называли, арктефакторику как науку создал мой отец, выведя законы и обобщив устойчивые связки. За время его жизни из удела кустарей и магов-недоучек руны стали значимой отраслью экономики наравне с машиностроением. В разобранном артефакте, несмотря на неизвестный почерк, все кричало о современном подходе.
Не все цепи удалось понять, но назначение приблизительно стало ясно — то ли медартефакт, какие делал один из известных в Европе мастеров, с которым отец состоял в переписке, то ли «энергетик», что, в общем-то, было одним и тем же, но с оговорками. «Энергетик» оказывал разовую стимуляцию на организм, медартефакты делались индивидуально под определенную болячку, хотя встречались и общего спектра действия. Колечко я бы отнес к мощным «энергетикам», то есть, улучшая самочувствие здесь и сейчас, оно сокращало продолжительность жизни.
Можно, конечно, потом, когда дядя Жора очнется, выяснить под каким соусом всучили ему эту дрянь, но даже неинтересно особо. Скорее всего как Страшно Ценный Лечебный Перстень. Старость не радость, а глядя на ровесников-магов, до последнего ведущих активный образ жизни, очень хочется поверить в волшебство. Вдобавок и я ему еще по мозгам проехался, представ в образе резко помолодевшего друга юности. Добавить сюда еще попавший в руки медальон-отмычку и до кучи его хозяина, на чью кровь он завязан — вот и не выдержал старик, не стал ждать полноценной проверки.
Отправился спать, по пути проверив дядю Жору, и столкнулся с новой стороной бытия: больной за ночь обделался. Матерясь, перестелил постель и переодел бесчувственное тело в сухое, но надо было что-то предпринимать.
Уже через день, пусть это прозвучит грубо, я истово благодарил отца за то, что тот умер в бою, не дав мне познать все прелести ухода за лежачим больным. Подгорелая каша с трудом пропихивалась в обвисший рот, зато гадил старик, словно жрал в три горла. Не доспав новую ночь, частично проблему решил, как обычно, привычным способом — аналог платка-очистителя позволял на несколько часов не заботиться о сухости постели, но после использования свернутую на манер подгузника пеленку приходилось выбрасывать, выкидывая заодно получасовой труд по ее изготовлению. Рисовать серебрянкой по специальной ткани, это, конечно, не вышивать, но времени занимало достаточно. Соорудить трафарет я додумался только на пятой-шестой.
Неожиданную помощь я получил от приперевшегося рано утром в понедельник задолго до официального времени открытия лавки Рустама Мирзоева — одного из тупиц-охранников. Когда я уже отучусь судить о людях по внешности?! Вовсе он не был тупицей! Попавшись в юности на убийстве по неосторожности — в драке, отсидев свое от звонка до звонка, Рустам давно зарекся от криминальных дел, но брать на работу исправившегося преступника благопристойные сограждане не спешили. Почти отчаявшись, бывший каторжник через третьи руки вышел на антиквара, искавшего нового охранника взамен попавшегося на воровстве. Что-то дядя Жора разглядел в заросшем громиле, взяв его к себе и приблизив, за что Мирзоев стал ему обязанным по гроб жизни.
Уяснив ситуацию — а я собирался временно прикрыть лавочку, — он выдал короткое:
— Лавку закрывать нельзя!
— И как я, по-твоему, смогу это сделать?! — почти взорвался я, поспав за выходные от силы часов пять.
— Лавку закрывать нельзя, это «точка». Закроете — мигом примчатся старшие квартала, — по казанской привычке он произносил слово «квартал» с ударением на первый слог, — Георгия Иннокентьевича выкинут, как и вас, лавку отберут, наследникам ничего не оставят. А Георгию Иннокентьевичу деньги нужны на лекарства и еду.
— Отлично! Значит, есть наследники! — мысль спихнуть заботы на неведомых наследников крайне порадовала.
— Внучка, Георгий Иннокентьевич все ей завещать хотел, хотя еще внук имеется. Но внучка маленькая еще, а дочку он недавно схоронил — что-то с сердцем. Зять погиб много раньше, военный был. Хозяин поначалу Маруську сюда привез, но она его дичилась, с дочкой-то он не сильно ладил, вот и отправил девочку в пансион доучиваться. Теперь она только в июне приедет на каникулы.
После длинной для него речи Рустам замолчал, дав мне время обдумать его слова.
— Значит, для всех дядя Жора приболел…
— Не приболел — плохая отмазка! Хозяин иногда на редкости нарывался, тогда увлекался и лавку на помощника скидывал. К вашему счастью Григорий недавно уехал, новое лицо некого не удивит.
— Не два же месяца он что-то изучать будет!
— Потом видно будет. Как у вас русских говорят: авось пронесет!
Авось да Небось, только на них и оставалось уповать.
Второй охранник на работу так и не вышел, и даже записки не прислал о причинах отсутствия, заставляя смутно подозревать о его судьбе. Опасаясь однажды почувствовать сладковатый запах разложения, я уже голову сломал, отыскивая в лавочке потайной люк, но, видимо, не хватало квалификации, чтобы вычислить замаскированную панель. Поискам еще мешало почти постоянное присутствие Рустама — при всей его доброжелательности посвящать постороннего человека во все дела дяди Жоры не хотелось. Одно радовало — никаких ароматов так и не появилось.
Зато сам Мирзоев оказался просто бесценным кадром! Для начала он сбегал и привел старуху, сначала временно, а потом и постоянно заменившую меня у постели больного. Старая карга — кстати, русская по происхождению, но когда-то давно вышедшая замуж за татарина, оказалась родной бабушкой Рустама и прекрасно понимала, что ради хорошего места внука стоит держать язык за зубами. К тому же баба Шайда (по паспорту — Любовь Васильевна) взяла на себя не только уход за стариком, она же стала распоряжаться на кухне, освободив мне время, тратимое раньше на приготовление еды. Единственный недостаток — слишком быстро она признала кухню своей территорией, одинаково виртуозно ругаясь на меня с Рустамом на русском и татарском языках, причем так, что даже у нас с ним уши в трубочки сворачивались.
Доверяй, но проверяй! Остальные комнаты, в том числе и свою, с появлением в квартире новых людей я тщательно запирал, а потом еще и обвешал все-таки сделанной сигнализацией, завязанной на два перстня — один себе, один в будущем для дяди Жоры или его наследника.
Мне же пока пришлось встать за прилавок. При поддержке Рустама — не так страшно: ценники на большинстве предметов были наклеены, как и пояснения, а об «особых» клиентах он мне незаметно сигнализировал. Впрочем, к концу недели я и сам их научился легко вычленять среди благопристойной публики. Официальная торговля шла ни шатко, ни валко: две-три псевдостаринные вещи в день, да один стул в четверг, по поводу которого мы даже выпили на радостях, зато подпольный оборот лихо окупал все траты на содержание вывески. Что мне сильно облегчало жизнь — из-под полы продавались обычно простейшие артефакты, правда, сомнительного назначения и качества, но уж о них я мог болтать часами! Постоянный устойчивый спрос шел на шокеры разного действия и их антипод — защиту от электричества. Втюхивая которые (уже к четвергу — сляпанные самостоятельно), я старательно не искал связи между повышением продаж и участившимися случаями обноса домов, огороженных высокими заборами с пущенным поверху током, а также с ночными нападениями на случайных прохожих.