Обычная фотография из 80-х никого бы тогда не удивила. Мы даже не понимали происходящего абсурда. На этом фото под сотню студентов-иностранцев, которые три дня подряд зачитывали свои доклады в рамках Ленинских чтений. Три дня… сто докладов… о В. И. Ленине! Как у всех мозги только не вскипели? Кстати, иностранцам понравилось. Загадка (фото из архива Н. Чувичкиной)
А самим молодежным вожакам, умудрявшимся с высокой трибуны сообщать, что они спят в обнимку с «Комсомолкой» или «многое вынесли из этих стен», имея в виду знаменитое здание на Маросейке, к двусмысленности было не привыкать, ибо даже зарплату с командировочными получали в храме Николы в Кленниках, где располагалась бухгалтерия ЦК ВЛКСМ. Единственным фиговым листком стало само название, потому как комплекс допетровских зданий на озере Неро никаким кремлем не являлся. Но не говорить же борцам за идеологическую чистоту: поехали на выходные к митрополиту? И наоборот, «поехали в Кремль» звучало мощно, по-государственному. А при чужих можно было сказать: поехали в молодежный международный (с намеком на элитарность) лагерь «Спутник».
Не отправлять же своих коллег по ЦК в дремучие леса Вологодчины в Ферапонтов монастырь, где туристическая инфраструктура являла собой печальное зрелище?[13] В Ростове же все было живенько и атмосферно, включая ресторан в бывшей трапезной и лавки с сундуками в номерах, а также вечерние дискотеки с рок-н-роллом под древними сводами при ярко включенном свете. Довелось лично наблюдать это безобразие — угнетающе скучное. А вот почувствовать себя Жоржем Милославским было прикольно.
Тот самый Ферапонтов монастырь, студенты на экскурсии (фото из личного архива Н. Чувичкиной)
Человек — существо с невероятной приспосабливаемостью к внешним раздражителям (вспомним вопросы к старику Дарвину). Ответ советского — в смысле гражданства, а не придуманного Федором Бурлацким образа — человека сводился к простым формулам: будь ты хоть поэтом, изволь быть трудоустроен; следи за языком, но можешь ругать советскую власть в курилках и на кухне; заливай рефлексию «Слезой комсомолки»[14]; тащи в дом все, что не приколочено; толпой и батьку бить легче; семья и друзья всегда помогут. Вот в это верили свято!
В начале нулевых встретился в Вене с человеком, сбежавшим из СССР накануне ГКЧП.
— Устал от Австрии, домой хочу. Здесь от местной воды волосы выпадают и ногти слоятся. И люди не те, малахольные, без огонька.
— Да что же ты дома, в Москве, будешь делать?
— Не знаю. А стоит ли гадать? Приеду — друзья помогут.
Я сперва хмыкнул скептически, потом задумался. На меня от этого простого ответа дыхнуло таким ностальжи, такой верой в утерянное, давно забытое и выброшенное, как использованная салфетка! Этот потерявшийся во времени, уже постаревший и облысевший мужик все еще верил в идеалы своей юности, в то коллективное бессознательное, что мы создавали в противовес «сусликам». Они тоже твердили о силе коллектива, вот только наше и их понимание товарищества кардинально отличалось: им нужно было управляемое стадо, как их натаскивали в Высшей партийной школе, а нам — крепкий локоть друга, который не предаст в трудную минуту. Как тогда шутили: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». Ведь правда имели! Глупый ответ: «Каждый даст два рубля, будет двести у тебя» — это от жлобов и ресторанных халдеев, мы на деле так не думали.
Об этом товариществе, которому учила не партия, а улица, Оруэлл не написал в своем «Скотном дворе» — наверное, не знал подробностей или, что больше похоже на правду, другие задачи перед собой ставил. Зато написал Ремарк, четко разложив все по полочкам.
Стоит отдать должное «сусликам»: в некоторых вопросах они действовали не во вред, а во благо. Когда пропаганда — отлаженный и четкий механизм, опять же таки подчиненный раз и навсегда утвержденным формулам, — занималась не превознесением великих целей и верности Учению, а прозаическими, практическими вопросами государственного строительства, тем, что мы сегодня называем хорошим словом «скрепы», у нее получалось очень недурственно. Почему? Да потому, что уровень лжи здесь опускался до минимальных значений[15].
13
Из отзыва моей сокурсницы после подобной поездки: в Вологде накормили гороховым супом, в монастыре в столовой реставраторов — ячменной кашей: почувствовали себя курами.
14
Этот красивый образ, понятный старшему поколению, сегодня требует, видимо, пояснения. «Слеза комсомолки» — это убойный коктейль из поэмы Венички Ерофеева «Москва — Петушки».
15
Выше я уже писал, что тайными «государственниками» были все власти предержащие. На такой волне возникали даже свои лидеры мнений, те, кого сегодня называем ЛОМами, — странное явление, свидетельствующее о кризисе официоза. Например, «почвенник» Виктор Астафьев. Сегодня мало кто помнит, но в середине восьмидесятых много шума наделал его спор с Натаном Эйдельманом.