Едем, действительно берем ведро вина без всякой крышки. Держать его предстоит мне, причем на вытянутых руках. Задача оказывается мне не по силам: машину трясет, она резко маневрирует на неровной дороге, ведро раскачивается и вино плещет через край.
— Вай! Ты что, не мужчина? — причитает водитель, с горечью наблюдая, как коврик пассажирского сиденья быстро намокает.
Я молчу, но внутри себя чертыхаюсь: вино на возвратном ходе ведра окатывает мои белые брюки, которые уже приобрели буро-серый оттенок на самом интересном месте.
Вопрос с брюками решился неожиданно просто. Прямо напротив школы, под горой, неслась стремительная горная речка. Я поздно вечером спустился на берег, вбил в него крепкий кол, к которому прицепил свои многострадальные штаны. Через два дня активного полоскания брюки стали как новые. И никто на них не позарился. Святые люди жили в селе, хотя и безбашенные.
Дегустация вина, состоявшаяся вечером, скоро превращается в обыденность, ибо застольем заканчивается каждое интервью (так называется опрос живущих в деревне старцев). Эти посиделки — мы выдерживаем от силы три-четыре интервью, после чего нас, вконец упитых, отвозит на базу наш верный ЗИЛ, — проходят по четкому сценарию, без каких-либо отклонений.
Стартом застолью выступали три рюмки чачи с неизменными тремя тостами: за хозяина дома, за дружбу народов и за мир во всем мире. Потом желающие переходили на вино, которое разносили женщины в чайниках, наливая его в обычные граненые стаканы. Закуска была незамысловатой (тушеная домашняя курица, мамалыга с сулугуни, мягкий сыр из буйволиного молока, напоминающий нежный творог, овощи и сезонные фрукты), а вино — великолепным, как и красноречие тостующих.
Главный колхозный банкет по случаю нашего прибытия проходил по иному сценарию. Традиционные три тоста с чачей продолжило необычное действие, связанное с вином. Кто-то встал и произнес тост. Далее эстафету подхватил «тост о двух стаканах». Это означало, что перед тостующим ставили именно два стакана с вином. Он поднимал первый, говорил тост, выпивал со всеми, а затем поднимал второй и снова произносил тост. Далее следовал тост о четырех стаканах, потом — о восьми, шестнадцати, двадцати четырех.
Понятно, что стаканов на такой аттракцион не хватало, поэтому их без зазрения совести отбирали у сидящих за столом, наскоро ополаскивали и расставляли наполненными перед выступающим. И, естественно, никто не требовал, чтоб тостующий сразу выпивал весь объем, но не выпить его он не мог, а это ни много ни мало составляло два-три литра «Изабеллы»! Чтобы «пивец» мог передохнуть, бралось алаверды — отдельный тост от сидящих за столом, в том числе и от гостя.
Если задача обычных посиделок — просто отдохнуть в приятной компании, оказав уважение хозяину дома, то застолье в честь нашего приезда, на котором собрались все жители села мужского пола — мандариново-мимозные короли, хвалившиеся машинами, как в старину своими конями, и прочими мужскими радостями, — преследовало весьма неожиданную цель: никто не должен был уйти на своих ногах. Для этого в качестве «стремянной» хозяйка дома вынесла для особо крепких поднос с кружками пива. Смутно помню, как нас как дрова грузили в кузов ЗИЛа. А наутро все начиналось по новой[19].
В СССР пили и по-другому, по-черному. Работяги в конце смены хлопали на троих, колхозники допивались до мутного глаза, шабашники могли бросить работу и уйти в многодневный загул, развязав по случаю Красной горки, интеллигенция банкетировала по любому поводу, а в буфетах при университетских аудиториях лекторам наливали коньяку для связок. Партаппарат подавал всем пример, умудряясь, как в Краснодарском крае, заработать уголовные сроки за пристрастие к официальным пирушкам. В буфете цековского пансионата утром в воскресенье буфетчица готовила подносы, на которых стройными рядами стояли прозрачные чайные стаканы с водкой и томатным соком на запивку. Далее к стойке украдкой и с оглядкой начинали подтягиваться вершители судеб страны — трубы горели.
Студенты пили по-разному: вот культурный вариант (фото из личного архива О. Олейникова)
Студенты пили по-разному: могли и по-черному (фото из личного архива О. Олейникова)
Держалась лишь Томская область под твердой и бескомпромиссной рукой Егора Лигачева. В догорбачевские времена поехала туда межведомственная комиссия по науке, включая одного академика. Лигачев, в то время еще первый секретарь обкома, ее решил принять за городом, на стилизованной заимке. Стол заставлен сибирскими дарами, спиртного ноль.
19
Вот же благословенные времена, люди и край, который через десять лет утонет в крови и разрухе! Впрочем, корни будущих несчастий Абхазии прорастали не одно десятилетие: уже в восьмидесятом местные не переставали подчеркивать: мы маленький, но гордый народ!