Кстати, о кухне. Нам уже предложено меню: солидная голубая папка, украшенная напоминающими еловую «вагонку» узорами и темно-синим гербовым прямоугольником с непонятной женской фигурой, вооруженной длинным крестом. Внутри листочки со стилизованным красной рамочкой прейскурантом и угрожающим предупреждением: «Московский трест ресторанов. Ресторан „Гавана“. Уважаемые гости! Наш ресторан перешел на механизированный расчет с посетителями. В целях устранения недоразумений просим правильность счета, заполненного автоматически машиной, проверить, сравнив его с шифром блюд в меню».
И, правда, слева от каждой позиции в прейскуранте напечатаны четырехзначные цифры шифра. И нам совершенно механизированным образом предлагаются самые кубинские блюда типа угря с хреном или грибов в сметане. Впрочем, роптать не стоит: экзотика представлена, и непонятные названия рождают многие вопросы к официанту, и среди них главный вопрос современности — ну где же водка или на худой конец выдержанный ром?
— Однако, однако… — оригинальничает дядя, пародируя Кису Воробьянинова. — Икра кетовая — три шестьдесят четыре! Салат из помидоров — рупь четырнадцать копеек!
— Помидоры — в оригинальном маринаде, — терпеливо поясняет официант. Чувствуется, что его изрядно достали подобными вопросами. — Парни, возьмите мясное ассорти и креветки «Барадеро»[20] на горячее. Суп есть будете?
— Суп — «Кубинские ночи», это как? — ухохатываюсь я.
— Консоме, — со значением отвечает заслуженный работник зала. — Уху любите? Тогда берите рыбацкий суп «Перла-дель-Сур».
— Ушица — это отлично, но как же быть с водкой?
— Берите «Боржоми», никто не жаловался! — тихо произносит официант.
— Какой «Боржоми»? — я чуть не кричу в полный голос. — Мы кто, язвенники-трезвенники?
— Никто не жалуется, — чуть не хныча отвечает «халдей».
Тут дядя толкает меня ногой под столом и взглядом показывает на соседей. Там компания из пяти человек с характерным профилем — не иначе, торговцы гвоздиками с Черемушкинского рынка решили отдохнуть после насыщенного трудового дня, притомились пятерки с десятками считать. На столе те самые бутылки с «Боржоми». Гость столицы в пестрой рубашке и в не менее пестром галстуке тостует, шевеля бровями и смело размахивая прозрачным стаканом. Он явно навеселе. Чуть подальше у окна с видом на Ленинский проспект сидит молодая пара интеллигентного вида, у них на столе тоже полупустое «Боржоми». Что-то горячо обсуждают, и раскрасневшийся молодой человек то и дело снимает свои очки, чтобы протереть их салфеткой.
— Минералочку из рюмок не пьют. Так что не обессудьте — только стаканы, — окончательно расставляет все по местам официант.
Пока ждем свой заказ (я последовал совету официанта, а дядя рисковать не стал и выбрал лангет «Росафе» за рубль двадцать три и сыр за двадцать одну копейку), делимся наболевшим:
— При царе в войну, — рассказывает дядя, — водку и коньяк подавали в чайниках. Дайте заварки — значит, коньяк, кипяточку — значит, водки.
— Знаю, у Пикуля читал в «У последней черты». А ты в курсе, что отец его книгу отстоял, не хотели публиковать? Распутин и все такое… У нас даже есть экземпляр с его дарственной надписью.
Наш интеллектуальный треп прерывает появление официанта с закусками и бутылкой «Боржоми». Он демонстративно ее открывает, но характерного шипения нет. Праздник не сорвется!
Обошлись нам эти посиделки в двадцатку: червонец — за стол, червонец — за «Боржоми». И трешка сверху официанту — душевный человек оказался, с понятиями.
Нас встречали не по одежке
Примерно в году восемьдесят седьмом — восемьдесят восьмом жена моего приятеля Екатерина позвала меня с собой в театр: билет пропадал, и лучше спутника, чем я, в моменте не нашлось. В антракте она, поколебавшись, выдала мне фразу, которая сразила меня наповал:
— Давно хотела тебе сказать, но все не решалась. Одеваешься ты как бог на душу положит. Да что там говорить — отвратительно ты одеваешься, как нищеброд!
Мне пришлось критически на себя взглянуть: редкий случай, когда тебя так приложат по-свойски. Катька была абсолютно права: своим нарядам я не придавал ровно никакого значения, ведь, как думал я и многие мои знакомые, встречали нас не по одежке, а по уму. По крайней мере, мы так себе вообразили — возможно, просто по причине стесненных обстоятельств. Сейчас, когда в моем шкафу висят галстуки от Бриони, пальто от Пал Зильери и парижский костюм, мне смешно вспоминать мои «луки» в университетские годы.
20
«Барадеро» — так было в меню. Вероятно, имелся в виду Варадеро, лучший кубинский курорт. Впрочем, сами креветки от этого крупнее не стали: в СССР знали лишь один сорт — среднего размера пандалус или креветка северная, поставлявшаяся обычно варено-мороженой в хлипких картонных коробках.