Здесь на веранде местного клуба играли виртуозы с мировым именем, а однажды группа молодых музыкантов пыталась своим концертом заработать на дорогу домой. Это выступление вошло в историю советского рока, ведь это была никому не известная тогда «Машина времени».
Здесь был знаменитый Дипломатический пляж, где в жаркие дни яблоку было негде упасть и куда мечтали попасть многие, чтобы поглазеть на выставку иномарок съезжавшихся туда иностранцев или перекусить в скромном кафе на берегу Москвы-реки в обществе местных кинознаменитостей.
Здесь на футбольном поле с самодельными воротами за пятьдесят рублей или на ухабистом общественном теннисном корте можно было померяться силами с Никитой Михалковым, Андреями Кончаловским и Тарковским или узнать в толпе зрителей знакомые всей стране лица академиков или композиторов.
Бесшабашный московский хирург, потомственный житель Николиной Горы летит по спуску к Диппляжу. До стихийного «автосалона» еще далеко, так что все закончится благополучно (фото из личного архива Д. Панченкова)
Тихон Петрович и мадам Клементина Черчилль во время ее визита в больницу МПС, 1945 (фото из семейного архива)
На Николиной Горе (фото из семейного архива)
Для меня же Николина Гора — это прежде всего место, где жили и живут наши ближайшие родственники. Мой прадед, генерал-майор медицинской службы Тихон Петрович Панченков, был одним из основателей РАНИСа. В силу сложных обстоятельств он был вынужден покинуть кооператив, но оставил старшего сына в «заложниках»: брат моей бабушки Роман женился на Элеоноре Францевне Врублевской, которая долгие годы была бессменным секретарем кооператива. Здесь выросли кузен и кузина моего отца Николай и Ольга, с их детьми я продолжаю поддерживать самые теплые отношения. Так что о делах местных я знаю не понаслышке.
Но я совру, если напишу, что хоть как-то участвовал в компаниях местной молодежи. Поэтому обращусь к воспоминаниям непосредственных очевидцев. Слово известнейшему сегодня врачу Павлу Воробьеву. Вот что он написал про никологорскую «золотую молодежь»: «Мы никогда себя не идентифицировали с этим „жупелом“, наоборот, дистанцировались. Наши отцы-матери не были ни особо богатыми, ни особо влиятельными, ни особо известными — так, интеллигенция, молодые профессора (физики, химики, врачи), актеры, учителя музыки, художники, инженеры. Ни они, ни мы не были богемой. Просто жили мы в легендарном поселке Николина Гора, и это откладывало отпечаток на всю нашу детскую и юношескую жизнь. Наши соседи играли существенную роль в жизни страны, прежде всего в ее культурной и нравственной составляющей, — и об этом мы знали. Но мы просто жили, не выпендриваясь. Хотя вскоре и сами стали играть эту роль»[34].
В этом «не выпендриваясь» — квинтэссенция не только никологорского понимания жизни молодым поколением, но и всех других элитарных поселков, окружающих Москву, наше эстетическое и нравственное кредо вне зависимости от происхождения, положения родителей, достатка, доходов, общественного положения или места проживания. Именно об этом я писал в предыдущих главах, пытаясь на разных, порой на простейших уровнях показать, что внутренняя интеллигентность продолжала играть главную роль в позиционировании себя теми, кто как раз мог позволить себе «выпендриваться» или демонстрировать столичный снобизм.
Даже Александр Липницкий, культуролог, рок-музыкант, журналист, притащивший в восьмидесятых на Николину Гору и богему, и андеграунд, был скорее трудяга, чем понтовщик и тусовщик. Да, он устраивал здесь рок-фестиваль и постоянные сборища странных для местной почтенной публики личностей, но он без устали работал над сложнейшими композициями группы «Звуки Му» вместе с Петром Мамоновым, помогал записывать музыку Александру Башлачеву и многим другим, чьи имена давно на слуху. «Нет ни кола да ни двора, но есть Николина гора».
Труд на отдыхе вообще много значил в нашей дачной жизни, и Николина Гора не была исключением. Чего только стоил проект знаменитой бетонной яхты, которую совместными усилиями никологорцев довели до ума и даже смогли спустить на воду, чтобы в итоге упокоить ее останки на чьем-то участке. Я уже молчу об обязательной трудовой повинности, которую накладывали на нас наши бабушки, требуя непременно сегодня вскопать ту самую грядку.
Именно под таким углом зрения смотрела на меня и моего «старшего брата» дядю Мишу моя бабушка и его мать Марина Тихоновна Панченкова на нашей даче в Пушкино: нечего без дела болтаться, клубничная плантация сама себя не вскопает. Дед, Юрий Александрович Золотухин, тот самый, кто возил меня в Ленинград, напротив, считал, что дача — это прежде всего спорт любых видов: от велосипедных прогулок в Екатерининской березовой роще в запретной зоне Учинского водохранилища до карточных баталий в «шестьдесят шесть» и «преферанс». Профессиональный игрок на бильярде в молодости, он неизменно вносил элемент азарта в любую нашу игру.
34
Наша Николина Гора. М.: Издательский дом Тончу, 2008. Книга 2. С. 529 (впервые привожу сноску с точными данными, ибо этот сборник воспоминаний — большая редкость).