Дача в «Отдыхе» в восьмидесятые — это не только тяжкий труд, но и сотни чудесных вечеров у камина, множество разговоров об истории, литературе, громких статьях в журналах, новых противоречивых фильмах и политике — обо всем том, что нас тогда необычайно занимало. Удивительное это было время — вторая половина восьмидесятых, когда мы жили ожиданием выходных, чтобы спорить, спорить… Эта забытая атмосфера интеллигентного дома, где большой семье, объединившей несколько поколений, было интересно друг с другом, тепло и уютно… а также очень вкусно. И даже хитрый пес, сожравший как-то полную кастрюлю маринованного говяжьего шашлыка, неосмотрительно оставленного на открытой террасе первого этажа, не оставил нас голодными. У мамы всегда «с собой было» — даже припрятанная бутылочка настоянного на апельсиновых корочках домашнего самогона.
Тогда стало известно многое из нашего недавнего прошлого, и я часто себя спрашивал, глядя на своих стариков: как же они все это выдержали? Как не озлобилась моя бабушка, Наталия[36] Дмитриевна, пережившая арест и ссылку отца и чуть не умершая от голода в Сибири, куда, как декабристка, поехала за своим первым возлюбленным, отправленным в лагерь? Где находил силы дед, Георгий Алексеевич, чтобы строить для страны самолеты после того, как не видел шесть лет отца, сидевшего в «шарашке» на улице Радио вместе с Туполевым и Королевым? О чем думала другая бабушка, Марина Тихоновна, преподавая историю в Историко-архивном институте и вспоминая тюремную эпопею своей матери, Веры Викторовны, урожденной Соболевой, «посмевшей» открыть аптеку в годы НЭПа? Почему она не стала прожженным циником, зная, что ее отец, Тихон Петрович, вытащил жену из лагеря, согласившись работать в холерных бараках? Как они, подчас ощущая себя пасынками своей страны, могли творить, изобретать, лечить и оставаться патриотами нашей Родины, не допуская даже мысли о побеге за границу? Возможностей у них хватало: в Париже жили родственники, и никто из бабушек-дедушек не был невыездным. И как же они отличаются от нынешней «элиты», для которой заграничный багет милее родных никологорских осин, кратовских сосен и пушкинских яблонь.
Блеющее мясо
(по мотивам семейных преданий)
На Николиной Горе в многократно поделенном доме было тесно, все друг у друга на головах, три поколения с трудом размещались в небольшом пространстве второго этажа. Кузен отца, Николенька, как ласково его называли домашние, наконец не выдержал и задумал превратить часть огромного деревянного гаража, возведенного напротив ворот еще до войны, в жилое помещение. Все свои выходные он там проводил. Рукастый и упрямый, он решил все сделать без чужой помощи.
Когда он пригласил всех нас на дачу на ближайшие выходные, отец первым делом решил, что ему требуются рабочие руки. Но все оказалось куда интереснее.
Сын хирурга, внук выдающегося врача, придумавшего оригинальный метод анализа крови на СОИ, он продолжил семейную традицию и уже заработал серьезный авторитет: хирург из него вышел первоклассный. И спасенные пациенты чем только его не благодарили: в этот раз ему подарили живого барашка. Которого предстояло разделать на шашлык.
— С ума сошел? — отмахивается отец от сомнительной чести участвовать в убийстве живого существа. — Это же агнец божий. Посмотри, какой кроткий.
— Э-э-э… какой баран, слюшай? Баран в Москве учится — это калым декану, — подражая кавказскому акценту, дядька отвечает словами бородатого анекдота. — Мне помощник нужен, один никак.
Мы стоим у того самого гаража. На траве лежит черный барашек и, вытянув голову, безразлично пялится в какую-то точку. Ноги у него скручены веревками: его и правда жалко.
— Бери Топку, — называет меня моим детским именем мама. Она женщина суровых правил и считает, что из сына следует растить не нюню, но мужика: методы у нее жесткие, да и отца она готова защищать любыми способами.
— Справишься? Ноги подержишь — и все дела! — интересуется дядька.
Я уныло киваю: мать не переспоришь.
Дядя Коля сразу развивает кипучую деятельность: выкатывает из гаража мотоцикл с коляской, в которую забрасываются лопата, канистра с водой, железный крюк, устрашающего вида секач, пустой таз, моток проволоки и скрученная в рулон клеенка. Туда же с горем пополам пристраивают барашка. Сразу чувствуется, что все продумано, дядька хоть и редкий зануда, но умелец на все руки.
36
Наталья или Наталия? Казалось бы, одно и то же имя. Но все не так, когда дело доходит до бюрократии. Так что бабушка моя — Наталия, а мама — Наталья, и не дай бог ошибиться в написании при оформлении документов.