Жены приятелей таки признали, что я — орел! Кухня никого не оставила равнодушным, и я до сих пор тешу себя мыслью, что восторги были не искусственными. Люди вообще в то время были куда честнее и откровеннее. Если они говорили, что это хорошо, значит, это и впрямь было как минимум неплохо.
Следующим шагом на пути поражения в самое сердце наших друзей стали наши с супругой кулинарные поиски и, главное, моя лидирующая роль в этом процессе: обычные мужики за кухонным столом предпочитали выпивать и закусывать, а не творить.
Как тонко подметил Алексей Зимин, Россия — это страна, залитая майонезом. Даже моя мать, кулинар от бога, готовая к смелым экспериментам и дополнившая грузинскими блюдами в своей авторской трактовке русское меню с его классическими восемью закусками, раз в сезон закупала в августе в одном и том же магазине в Пушкино десять банок зеленого горошка — четко по количеству салатов «Оливье» для будущих семейных праздничных застолий на весь год.
Не скажу, что мы смогли избавиться от этой напасти, но с традиционным кулинарным консерватизмом советского стола боролись с энтузиазмом. Помогали и украинские корни супруги, которая нас радовала варениками с вишней, и мои попытки всех удивить с опорой на творчески переработанные, вычитанные в книгах рецепты. В СССР с этим было сложно: как писал Вениамин Похлебкин, вопиющая гастрономическая безграмотность и неприхотливость населения дополнялись полным безразличием со стороны государства к вопросам хорошего вкуса, отдавшего все на откуп медицине, которая больше вредила, чем помогала своими диетическими бреднями и советами, похожими на инструкции.
Неприхотливость восполнялась объемами. Одна корпулентная дама с выдающимися женскими признаками мне призналась: «При „совке“ мы метали как не в себя. Как в нас влезали такие объемы? Если стол был с выпивкой, надо было умножать втрое количество еды. А все жаловались на пустые магазины!»
Зримым свидетельством этой неприхотливости был ассортимент чековой продуктовой «Березки» на Сиреневом бульваре. Имея задачей максимально высосать из сограждан эквивалент валюты, магазин тем не менее поражал убожеством набора на прилавках. Никаких хороших вин из Европы, особых деликатесов или местных специалитетов. Отсутствовало даже оливковое масло прямого отжима («экстра вирджин»). Кофе был представлен преимущественно в виде растворимого — тогда мы поголовно по нему с ума сходили.
По сути, все, что предлагала тогда эта «Березка», — отражение тогдашней мечты народа о хорошей жизни, то, чем при должном усердии можно было разжиться через знакомых в торговле (в том же «Елисеевском» при несчастном Соколове)[41]. Сегодня ассортимент в какой-нибудь «Пятерочке» в Подмосковье куда более разнообразен. И нам в те времена приходилось многое изобретать, по сути, заново (пиццу, пасту с соусом или гамбургер), чтобы хоть как-то выйти из положения, имея под рукой весьма ограниченный выбор доступных продуктов и весьма туманное представление о конечном результате.
Не скажу, что у нас все получалось: тот же соус бешамель почему-то упорно превращался в клейстер, а булочками для бургеров, приготовленными по рецепту из журнала «Бурда моден», можно было колоть орехи. И пустеющие полки магазинов, в свою очередь, превратились в барьер для нашей тяги к сублимации хотя бы на гастрономическом поприще. Как же мы смеялись, читая опубликованную тогда книгу Елены Молоховец, которая писала: если у вас ничего дома нет, а надо накормить нежданных гостей, спуститесь в погреб и отрежьте полфунта ветчины… Ветчину тогда мы видели исключительно на картинках в «Книге о вкусной и здоровой пище».
Но все равно мы пытались, и что-то у нас получалось: мы были молоды, полны энтузиазма, нам было что обсудить с друзьями, было чем закусить и даже находилось что выпить, несмотря на происки Лигачева. И на нашей небанальной кухне было тесно, но очень здорово и душевно. И даже выпендривались мы как-то по-дружески, не обидно для других.
Эх, хорошие были времена! Ни зависти, ни злобы среди своих, только надежда. И я чувствовал себя крепким хозяином, уже взвалившим на свои плечи, несмотря на возраст, множество семейных забот и даже дачу, которую мне доверили родители, уехав работать в Анкару.
41
Доступа, естественно, в ту «Березку» у меня не было. Я сужу сегодня по найденным в Сети каталогам. Юрий Соколов, если кому-то непонятно, — это расстрелянный директор гастронома «Елисеевский».