— Так точно.
— Наверняка они придут сегодня. Действуем так. Если с ними приедет Собан, что маловероятно, то брать сразу. Если его не будет, пускайте Студента. Кстати, передайте Мартынову, что Данилов вел себя очень точно и правильно. Так сообщили наши люди из игорного дома. Поезжайте, Степан Федорович, начинайте операцию.
Козлов вышел.
Манцев поднял трубку:
— Барышня, центр, 5-36… Александр Петрович?.. Это Василий Николаевич… Да… Товар вечером прибудет.
Бахтин, постукивая тростью, шел по темной Маросейке. Его догнал извозчик:
— Ваше сиятельство, гражданин, товарищ…
Бахтин повернулся, разглядывая скучное бородатое лицо. Потом сел в санки.
— Сверни-ка, братец, в Колпачный.
— А нам, барин, что день, что вечер, зипун не греет.
У двух тускло светящихся окон в первом этаже Бахтин толкнул тростью извозчика в спину.
— Тпру-у.
— Жди.
Бахтин открыл дверь, на которой полукругом белела надпись: «Продажа случайных вещей». Звякнул над дверью колокольчик.
Бахтин огляделся, маленькое помещение магазина было пустым. Под стеклом на прилавке лежала всякая чепуха: шпоры, снаряжение офицерское, фотоаппарат, кожаные и деревянные портсигары, тарелки.
Бахтин постучал тростью по колокольчику.
— Иду, иду, — послышался из глубины старческий голос. Внутренняя дверь раскрылась, и появился старичок, невидный, сгорбленный. — Чего изволите… — начал он и узнал Бахтина.
— Господи, счастье-то какое, Александр Петрович! — Глазки старика засветились ласковостью, лицо разгладилось. — Господи, сподобился перед смертью увидеть.
— Тебе, Фролов, на небе жизнь длинную отмерили. Так что не скромничай.
— Забыли, совсем забыли старика, господин надворный советник.
— А ты, Фролов, душой извелся, видать. Где говорить будем? Здесь или в комнатах?
— В комнатах, в комнатах. Сейчас, только лавку запру.
Он вскользь поглядел на Бахтина, настороженно и быстро.
Они прошли в квартиру, соединенную с лавкой маленькой дверью.
Гостиная была похожа на жилье мелкого чиновника. Бархатная скатерть с кистями на круглом столе. Громадный, как замок, буфет, лампа под зеленым абажуром на цепях под потолком, диван с зеркальцем, плюшевое кресло в чехле.
— А у тебя, Фролов, все по-старому… Впрочем…
Бахтин подошел к дивану. Над ним висел картонный плакат с плохо выполненными фотографиями и надписью: «Вожди революции».
— Вместо государя императора повесил?
— Именно, именно. Каждая власть от бога. — Фролов назидательно поднял палец.
Бахтин сбросил шубу на диван, сел за стол.
— Дело у меня к тебе, Фролов.
— Значит, вы, Александр Петрович, снова вроде как по сыскной части?
— Снова.
— Ай-яй-яй. Потомственный дворянин, надворный советник, орденов кавалер императорских…
— А ты, братец, никак, монархист?
— Спаси бог, спаси бог, — Фролов перекрестился. — Только как же так? До нас слухи доходили, будто в семнадцатом вас товарищи шлепнули. А вы опять, значит? — голос старичка стал жестким.
— Значит, опять, Фролов.
— А мы-то обрадовались…
— Рано.
— Значит, опять по сыскной части. А не боитесь, Александр Петрович? Время-то не прежнее. Лихое время, разбойное. Власть слабая. Слыхали, намедни шестнадцать постовых замочили. Значит, не боитесь?
— А когда я вас, хиву уголовную, боялся. Вспомни, Каин? Когда?
— Лихой вы человек, Александр Петрович.
— Ладно, — твердо сказал Бахтин, — любезностями мы обменялись.
Он достал из кармана футляр, положил его на стол, раскрыл. Брызнул в тусклом свете лампы зеленый огонь камней. Лежало в футляре изумрудное ожерелье редкой красоты.
— Продать желаете? — Фролов от волнения даже с голосом совладать не смог.
— Знаешь, чье?
— Как же, господина Васильева вещь, Григория Нилыча. Ординарного профессора Катковского лицея. Великой цены ожерелье.
Фролов смотрел на камни жадно, как голодный на пищу. Он ласкал их глазами, ощупывал.
Бахтин захлопнул крышку коробки, на которой причудливо извивались буквы из накладного золота — Г и В. И исчезло сияние, словно комната стала мрачной и тусклой.
— Слушай меня внимательно, Каин. Завтра, а может и сегодня, тебя найдет Собан. Он спросит, не приносил ли тебе кто драгоценностей Васильева. Ты скажешь ему, что приходил залетный из Питера, Студент, и продал это ожерелье.
Бахтин вновь открыл коробку, вынул ожерелье. Завернул в платок, сунул в карман.
— Ему коробку покажешь, а ожерелье, мол, продал сразу.
— Все? — твердо спросил Фролов.