— Вы художник? — спросил Копытин.
— В некотором роде. А вы?
— Я поэт.
— Соблаговолите назваться, возможно, я читал ваши стихи.
— Гумилев, — Копытин дернул щекой.
начал читать Данилов.
продолжил Копытин.
— Браво, господин Гумилев, вы помните свои стихи, — Данилов прихлебнул глоток.
Подошла Нина:
— Пошли, Олег, все в порядке.
— Желаю вам успехов в поэзии, — Данилов встал, поклонился и пошел к выходу.
Копытин, прищурившись, с ненавистью смотрел им вслед.
— Попался бы ты мне под Тихорецкой, сопляк, — прошептал он и дернул щекой.
Данилова и Нину догнал извозчик:
— Прошу, барин!
— Поехали? — спросила Нина.
— Нет. За нами вертлявый идет.
Они шли по улице. На Триумфальной площади сели в трамвай. Потом пересели в другой. Семен неотступно сопровождал их.
На Сокольническом кругу вышли из трамвая, пошли к дачам. Семен, прячась за деревьями, сопровождал.
Данилов с Ниной по узкой тропинке прошли к даче, открыли и заперли за собой калитку, поднялись на крыльцо. Семен стоял до тех пор, пока на втором этаже не загорелись окна.
Копытин и Ольга Григорьевна стояли в прихожей огромной барской квартиры на Остоженке.
— Милая Олечка, вот ваши паспорта, — Копытин протянул ей документы.
— Вы наш добрый гений, Виктор. Как, как я отплачу вам?
— Завтра после восьми я заеду за вами на авто.
— Вы гений, добрый ангел, как я отплачу…
— Потом, милая Олечка.
— Нет, сейчас, сразу. Слышите, Виктор. Муж придет позднее.
Она прижалась к Копытину. Он дернул щекой, схватил женщину за плечи, привлек к себе.
Конечно, Собан был битый, да он, Мартынов, тоже непрост. Засаду на даче в Сокольниках готовил с толком, хитро.
Подойди к даче, посмотри. Никаких следов как не было. А люди в доме, да обратная дорога перекрыта ребятами из особого отряда МЧК.
Приезжай, Собан, ждем. Мы тоже за эти месяцы кое-чему научились.
В общем-то Мартынов не очень верил, что Собан сам сюда пожалует. Конечно, Бахтин специалист, слов нет, но как-то не вязалась в представлении Мартынова жизненная логика с воровским законом.
Конечно, может быть, он чего-то не понимает еще. Но тем не менее засаду он организовал по всем правилам.
Данилов и Нина оказались молодцами. Провели свою часть операции блестяще. Теперь оставалось самое трудное, встреча с Собаном, если она состоится, конечно. Мартынов решил дать бандитам войти на дачу, подняться в комнату.
Там двое, Данилов и Нина. Иван за столом, девушка на диване.
В столешнице Мартынов сам выдолбил углубление и положил наган. От дверей его не видно, и руки у Данилова не заняты. Чуть что, опустил ладонь — и вот оно, оружие.
Над Сокольниками плыла размагничивающая тишина. Февраль уходил. День становился длиннее, и цвета у него появлялись по-весеннему яркие.
Снег стал синеватый, и казалось, березы отражаются в сугробах.
Весь день прошел в ожидании.
Много лет уже у Мартынова не было такого спокойного дня. Они переговорили, казалось, уже обо всем, помечтали о будущем.
— Федор Яковлевич, поймаем мы Собана, а дальше? — спросил Данилов.
— Дальше, Ваня, Гришку Адвоката возьмет.
— Ну а потом? — настаивал Данилов.
— Потом… Потом хорошая жизнь будет, Ваня, и начнешь ты учить восточные языки.
— А вы?
— Я хочу речным капитаном стать. Я раз на пароходе по Свири плыл. Ох и красота!
— Как сумерки красиво в лесу опускаются. Смотрите, сугробы совсем синие стали. — Нина подошла к окну. — Идут!
— Все по местам! — скомандовал Мартынов. — Сигнал — слова «пошел вон».
Авто подкатило к даче. Собан вышел, огляделся.
— Одиноко живут, — он кивнул на узкую, полузасыпанную тропку, ведущую от калитки к крыльцу.
— Пошли.
Впереди зашагал Туз. Он толкнул калитку, и запор вылетел. Дверь на веранду поддалась сразу. А вот с входной пришлось повозиться. Но Туз вытащил из-под пальто фомку — замок тихо хрустнул.
Сверху, со второго этажа, донеслись звуки гитары и приглушенный женский голос.
Собан вошел в комнату румяный с мороза, улыбчивый.
Был он похож на благородного отца из провинции. Туз и Семен следом вошли, стали у дверей.
Данилов поставил рюмку на стол, Нина опустила гитару.