У его мальчика широкое лицо. Много волос… Гуннар осторожно погладил его по головке.
— Не очень-то красив мой братик, — разочарованно пробормотала Гисхильда. Затем сжала кулачки. — Пусть только попробует опять сделать маме больно…
Роксанна пошевелилась и открыла глаза.
— Мама! — Гисхильда бросилась к ней.
Гуннар хотел было ее удержать, но взгляд Роксанны велел ему отпустить дочь.
Гильда стала на колени у постели. В руках у нее была миска каши.
— Ты должна поесть, госпожа.
Эльфийка отошла от окна. Не обращая внимания на женщин и девочку, она подошла прямо к нему.
Гуннар положил обе руки на сына.
— Тебе следовало позвать меня раньше, Гуннар Дуборукий, — прошептала она ему на ухо. — Береги детей, потому что жена твоя родить больше не сможет. Ты знаешь: если угаснет твой род, придет в упадок и Фьордландия. Когда мальчику исполнится семь лет, я вернусь и заберу его. До тех пор он твой.
Гуннар выхватил младенца из колыбели и отшатнулся от ужасной пророчицы.
— Нет. Он будет расти при моем дворе. Можешь просить все, что угодно. Но не забирай у меня ребенка!
Слова его испугали остальных. Роксанна расплакалась и попыталась подняться с постели. Гисхильда с ужасом смотрела на эльфийку.
— Не будь глупцом, король! Ты же знаешь, что моя госпожа Эмерелль умеет смотреть в будущее. С восьмого года для твоего сына начнется трудное время. Только при королевском дворе Альвенмарка он будет в безопасности.
— Ты не отберешь его у меня, — твердым голосом заявил король. — Я тебе ничего не обещал!
Морвенна поглядела на него так, как смотрят на упрямого ребенка.
— Никто не собирается красть у тебя сына. Моя госпожа желает ему только добра!
— Мы сами можем позаботиться о своих детях.
Эльфийка холодно улыбнулась.
— Я вернусь, когда ему исполнится семь лет. — Она погладила мальчика по щеке. — Будь здоров, Снорри.
Гуннар оцепенел от ужаса. Он ведь еще никому не называл этого имени!
Единственно правдивая история
— Тот, кому никогда не приходилось задумываться над тем, сколько нужно варить подошвы сапог, прежде чем их можно будет разжевать, — просто болтун! Сегодня мир полон хорошо откормленных болтунов, которые каждое утро едят кашу с медом и ходят, гордо выпятив брюхо. Они ведут себя так, словно присутствовали при том, как над Альвенмарком развевалось знамя Древа крови. Поток их речи подобен теплому зловонию, дунувшему прямо в лицо, и мне становится дурно, когда я слышу, как они говорят о безногой королеве и ее рыцаре-эльфе. О, увижу ли я когда-либо, как краснеют те из вас, которые пользуются более грубыми словами? Я гном, кобольд, и принадлежу к тому народу, от которого высокорожденные дети Альвенмарка и так ожидают только самого дурного. Почему вы должны терпеть мой грубый тон? Потому что я как хронист служу правде и в отличие от других писак не задерживаюсь на том, что вам, вероятно, хотелось бы услышать. Я жил среди людей и знаю, какие они! Я видел, как они при том, над чем многие из нас смеются, достигают величин, которые редко даются лучшим детям Альвенмарка. Да, так оно и есть, даже их известнейшие герои никогда не смогут устоять в бою против рыцаря нашей королевы Эмерелль, ни один из них никогда не сможет стать столь умелым мастером, как кобольд, и столь же сильным, как тролль, или пить, как кентавр. Они знают это, но никогда не сдаются и пытаются быть лучше, чем отведено им судьбой. И при этом они не надменны. Они страдают… Так же, как их королева, судьба которой меня, бессердечного старого кобольда, трогает настолько сильно, что я никогда не забуду ее. Не выношу, когда теперь болтают о последней владетельнице Фьордландии. Неважно, что о ней говорят, я знаю, что она всегда оставалась верна своему рыцарю.
И тому, кто посмеет при мне утверждать обратное, я отрежу пальцы на ногах!
Я знавал ее, их последнюю королеву. Она боялась меня еще тогда, когда мы встретились впервые. Это я отрезал ей ноги. Поэтому я и пишу эту историю. Я не эльф, который станет маскировать правду за тысячами красивых слов. Я не болтун, потому что мне в зиму Детей льда доводилось есть подошвы своих сапог. Я знаю, что такое смирение и что такое любовь. Всему этому научило меня одно человеческое дитя.
Не проходит и дня, чтобы я не спросил себя, что мы, дети Альвенмарка, сделали не так и насколько велика наша вина. Неужели наше проклятие в том, чтобы приносить тем, кого мы любим, страдание и разрушение? Да, в первую очередь тем, кого любим… Нет, не слезы размывают чернила. Я сижу на террасе своего дворца в Вахан Калиде, высоко над лесным морем, а погода стоит настолько жаркая, что даже эльфу пришлось бы туго. Я проливаю пот, а вовсе не слезы! Те, кто знает меня, ведают, что не в моих привычках хныкать, словно какая-нибудь фея. А если кто-нибудь из вас, читающих эти строки, посмеет утверждать обратное, то я превращу его или ее лживый язык в засохший корешок.