Жюстина смотрела на нее без всякого выражения.
— Знаешь, наш боярин — великий герой. Может быть, ты знаешь его? Алексей — предводитель людей-теней, насколько мне известно. Его семья сражалась на этой войне еще до того, как я родилась. Все в моей семье были крепостными. С каждым годом работать нужно было все больше и больше. Война пожрала моего отца и моих братьев. Они ушли с боярином не по своей воле. Их выгнали из деревни кнутом и палками. Тогда нам с матерью пришлось выполнять работу пятерых вдвоем. Мы не справлялись, но сборщикам налогов было все равно. Они забрали все. Мы ели траву и листья с деревьев, как звери. Мать умерла от голода. А когда пришли сборщики налогов и не нашли больше ничего, они сказали, что я — мятежница, потому что не хочу поддерживать войну нашего боярина. Они изнасиловали меня. Моя честь — последнее, что они могли у меня забрать. А когда они ушли из деревни, пришли соседи и мои родственники, обозвали меня шлюхой, потому что я якобы отдалась сборщикам податей, чтобы ничего им не платить. Они вытащили меня из хижины за волосы и хотели побить камнями, потому что не могли допустить, чтобы в соседях у них была такая падшая женщина, как я.
Жюстина убрала волосы со лба, чтобы Гисхильда увидела отвратительный шишковатый шрам.
— В меня попал камень, брошенный моим дядей. Когда я была маленькой, он всегда сажал меня на колени. Иногда даже защищал от отца, когда тот сердился на меня. Но все это было забыто. Они едва не убили меня. И тут вдруг пришли враги — рыцари единого Бога. Но даже когда они показались на деревенской площади, толпу нельзя было оттащить от меня, чтобы не дать забросать камнями. Женщина-рыцарь спешилась и своими доспехами загородила меня. Я толком ничего не видела, потому что ослепла от крови и слез. Я слышала, как камни ударялись о ее нагрудник. Закончилось все только тогда, когда один из рыцарей выстрелил в воздух. Спасительницей моей была Лилианна де Дрой. Она защитила меня, когда я не нужна была никому. Она, мой враг! Тогда я поняла, что этот мир сошел с ума. И с тех пор мне безразличны все боги и бояре. Я поняла, что служить теперь буду только ей. Она дала мне воды из своей фляги, хлеба из своей сумки. Хорошего хлеба из белой пшеничной муки. Я и забыла, как это вкусно. Рыцари вылечили мои раны и забрали меня с собой.
На душе Гисхильды было паршиво. Зачем только она открыла рот! Надо бы извиниться, но она не могла припомнить ни единого слова, чтоб исправить сказанное.
— Через какое-то время комтурша спросила меня, могу ли я позаботиться о рыцаре, который тяжело ранен. Она сказала, что это человек из ее звена. Я точно не знаю, что это означает, но для нее было очень важно, чтобы о нем хорошо заботились. Знаешь, Гисхильда, она просила меня, вместо того чтобы приказывать. Так я пришла к Друстану. И последовала за ним, когда стало ясно, что он никогда больше не сможет служить ордену с мечом в руке. Жить с ним нелегко. Он очень злой. Как и ты. Но он никогда не бил меня. Я выдержу жизнь с ним. И с тобой. То, что мы здесь, очень важно.
Гисхильда встала и подошла к Жюстине. Смотреть в глаза женщине и говорить с ней она не могла и осторожно взяла ее за руки. Но, когда Жюстина мягко пожала ей руку, она решила, что друснийка, может быть, простит ее. И Гисхильда поклялась, что больше никогда не позволит себе назвать другую женщину шлюхой.
Слово рыцаря
Застыв от ужаса, Люк глядел на черного червя — жуткое, извивающееся существо, только что сожравшее ребенка с лисьей головой. Мишель не отступила перед чудовищем. Но что она сможет ему противопоставить?
Люк полез в пороховницу и банку со свинцовыми пулями. Он не мог, просто не должен был бросить ее в беде!
— Стой на месте!
Должно быть, женщина услышала его шаги, но на этот раз он просто не выполнит ее приказ. Люк побежал так, как не бегал еще никогда в жизни. Попробовав затормозить, он заскользил босыми ступнями по мостовой. На коленях подполз к пистолетам, брошенным Мишель.
Сотни раз обучал его отец этому процессу: открыть пороховой рожок и засыпать порох в ствол; затолкать в ствол пулю, обернутую пергаментом; ключом зажать поворотный затвор; проверить курок кремнием; насыпать щепотку пороху в ковш для пороха. Меньше чем за тридцать ударов сердца пистолет готов к выстрелу.
Когда Люк поднял голову, ужасный червь исчез.
— Что…
Мишель вложила рапиру обратно в ножны.
— Нужно уходить отсюда. — Она указала на дыру в стене. — Бог знает, что там еще притаилось.
Люк вспомнил о том, как ходил в тоннель. Ему стало дурно при мысли о том, что могло встретиться ему там вместо мотыльков.